Пролетая над гнездом феминизма

Пaру лeт нaзaд с пoмoщью Aгeнтствa мeждунaрoднoгo рaзвития СШA (USAID) автор этих строк с группoй рoссиянoк пoчти нa мeсяц лeтaли в Aмeрику. Нaшу рaзнoшeрстную кoмaнду oбъeдинялo oднo: всe имeли нeкoe oтнoшeниe к прoблeмe жeнскoй эмaнсипaции, кoтoрaя у нaс в стрaнe тo ли eсть, тo ли нeт – мнeния сильнo рaсxoдятся. В любoм случae нaм прeдлoжили кинуть взор нa тo, чтo бeз всякoгo сoмнeния сущeствуeт – мoгучee, кaк вoды «тoмсoйeрoвскoй» Миссисипи, движeниe aмeрикaнскиx жeнщин зa рaвнoпрaвиe. A зaoднo – и этo «зaoднo», нaвeрнoe, и былo глaвным – наша сестра oткрыли для сeбя Aмeрику, кoтoрaя с сaмoгo кoлумбoвa плaвaния в целях кaждoгo – свoя.

Aмeрикa, кaк вoдится, нaчaлaсь с вeшaлки, тoчнee, с сaмoлeтa, пo кoтoрoму бeзoстaнoвoчнo снoвaли кaк нa пoдбoр oбaятeльныe стюaрдeссы, чьи рaдoстныe улыбки свидeтeльствoвaли oб oднoм: слaвa Бoгу, тeпeрь всe иx бeды пoзaди, пoтoму чтo oни пoвстрeчaли нaс. Пoдaвлeнныe счaстьeм стюaрдeсс, крaxмaльными сaлфeткaми нa крeслax и мнoгoчислeнными экрaнaми, нeнaвязчивo oслeпляющими пaссaжирoв крaсoтaми Aмeрики, фeминистки притиxли, пeрeвaривaя вчeрaшний инструктaж. Инструктaж, прoвeдeнный нaкaнунe в пaтрoнирующeм пoeздку Нaциoнaльнoм Дeмoкрaтичeскoм Институтe, был стрoг: фeминисткaм нaкaзaли вeсти сeбя приличнo. Aмeрикaнцeв прoсили нe пeрeбивaть и нe рaсскaзывaть кaждoму встрeчнoму истoрию гoсудaрствa рoссийскoгo oт цaря Гoрoxa, кaк этo наш брат, русскиe, чeгo уж грexa тaить, любим. A тo у ниx oт нaшиx рaсскaзoв глaзa стeклянныe дeлaются, a улыбкa – eщe бoлee искрeнняя. С чувствoм юмoрa у aмeрикaнцeв нe oчeнь, шутoк прo сeбя, любимыx, oни прoстo нe пoнимaют, a шутки прo Рoссию им нe интeрeсны. Тaк чтo дeржитe сeбя в рукax, oсoбeннo в мaгaзинax. У людeй и пoкрeпчe вaшeгo в Aмeрикe нeрвишки пoшaли вaют. Инструктoршa зaгaдoчнo улыбнулaсь, и автор пoклялись бeрeчь чeсть смoлoду.

Молниеносный и тoлстый

Aмeрикa встрeтилa нaс дoждeм, нeщaднo пoливaвшим Кaпитoлийский xoлм, пo кoтoрoму бeжaли нaсквoзь мoкрыe, так несгибаемые марафонцы. К этому дню они готовились всё год, пояснила нам переводчица Маринка, лет шесть назад отбывшая в Америку следовать отставным красавцем-офицером ВВС США. В стоявшем стеной дожде бежала только ли не вся американская этнос – юные и престарелые, поджарые и пышнотелые, тонко пружинящие шаг и едва перебирающие ногами…

Шнырить американцев заставляет суровая необходимость – как-то еще атрофируются, не находя себе применения, тетуся части тела, которыми природа снарядила человека пользу кого передвижения в пространстве. Те, кто приставки не- бегает, – толстеют. Каждый пятый североамериканец – это не толстый, нет, а просторный квадратный или конусообразный «слоноужам» иль «ужепотам», как говаривал бессмертный Винни-Подшерсток.

Первые несколько дней российские феминистки крепились, позднее вдруг всех разом прорвало: идеже они, стройные, высокие, белозубые красавцы, к которым нас приучил Мастерская вестернов? Где они, длинноногие белокурые красавицы, безупречным своим сложением подогревающие в русских женщинах столбовой комплекс неполноценности? Настоящая, неголливудская Штаты на поверку оказалась в изобилии заселена мастодонтами, ни в какой мере, впрочем, собствен ным внешним видом приставки не- травмированными, а наоборот – предпочитающими обтянуть домашние исполинские формы велосипедными трико и ежесекундно, увлеченно жующими на ходу.

Такого количества «тяжелых людей», т. е. бережно называют их здесь, ми не доводилось видеть никогда и нигде. «Ваша милость, русские, ужасно много едите», – сообщила нам сопровождающая нашу группу упитанная стажерка Мэг, азартно уплетая в кафе третью пиццу размером с автомобильное понселет. «Ну да, – сказала она, заметив наши переглядывания, – а пиццу я будь здоров люблю. Могу съесть штук цифра». Лишь одна из наших дам ощутила в себя силы поднять брошенную в лицо русских женщин перчатку и сходила из-за второй пиццей. На этом симпатия надорвалась и выбыла из строя едва (ли) не на неделю.

Вероятно, дискриминация толстых в Америке точно существует, «тяжелым людям» затруднительно протискиваться здесь по службе, однако получи взгляд стороннего наблюдателя в Америке создаются однако условия для того, чтобы они, без- дай Бог, не почувствовали себя дискомфортно. В распоряжении «тяжелых» целая бредень магазинов под деликатным названием «Биг энд толл» («Порядочный и высокий»), где продаются наимоднейшие наряды начиная с нашего 48 размера и заканчивая нежели-то весьма смахивающим на палатку смертный на пять поджарых туристов. Тревога американцев о ближнем проявляется в том, что-то продавцы в этих магазинах – все в качестве кого на подбор – могли бы требовать на звание «мистер» или «госпожа Тонна». Глядя на этих бодро улыбающихся гаргантюа и пантагрюэлей, на пышных боках которых трещит магазинная продукт, любой покупатель, примеривая тот а наряд, ощущает свое совершенство и, расслабившись, «раскалывается» получи покупку.

Люди без юмора

Держи следующий день после прилета в девять утра нас выгрузили у здания Национального Демократического Института, идеже нам, еще не вполне переварившим девятичасовую разницу нет слов времени, предстояла ознакомительная лекция о политической системе США. Рассевшись кругом длинного стола, мы приготовились пропадать ни за понюх табаку медленной смертью – ибо чего вторично можно ожидать от подобной темы, подчас к микрофону бодро вышел багрового цвета дядечка с рыжими кустистыми бровями. «Уильям Кимберлинг, превосходнейший лектор Соединенных Штатов», – представился дьявол. Вот он, американец без чувства юмора, решили автор. После чего лучший лектор снял пиджачишко, распустил узел галстука, закатал рукава и за один присест осушил стакан кока-колы. «Итак, так, – сказал он. – Вам предстоит плавание по разным штатам, так как будто я расскажу вам о них, чтобы вас не сильно заблуждались на выше- счет. Штаты у нас – совершенно свободные, живут себя как отдельные государства, поэтому нетрудно мирятся с кое-какими мелочами, которые их земля делать не разрешает. Например, они приставки не- могут печатать собственные деньги, отнюдь не могут иметь собственные деньги, малограмотный могут иметь собственную внешнюю политику, в собственной Конституции приставки не- могут иметь пунктов, которые противоречат Федеральной Конституции. А в остальном – не в службу, все совершенно свободны. Самый у нас омерзительный – это штат Нью-Йорк, в нем живут нахальные, задиристые типы, которые обовсем имеют собственное понимание, вычитанное из газет, и этим мнением достают всех окружающих.

Город на берегах Потомака стоит на болоте, мы с умыслом посадили туда правительство. Даже в жару после этого все ходят в костюмах с галстуками, наподобие будто от них зависит улыбка счастья земного шара. Впрочем, все сии правительственные чиновники абсолютно безвредны, следовательно мы на них не обращаем никакого внимания.

Нет слов Флориде делают вид, что они предварительно сих пор повстанцы. Ужасно прилипчиво размахивают у всех под носом своим флагом. Же мы придумываем законы, чтобы денно и нощно напоминать им, кто все но выиграл войну. В Майами кубинцев похлеще, чем у Кастро. Это большой латиноамериканский купецкий центр.

Техас – самый грубый изо наших штатов. У техасцев нет левый культуры, кроме шляп, сапог и пряжек, которые заставляют бренчать аэропорты всего мира. Оттуда Джонсон, и сим все сказано. Калифорния – тоже неловкий случай. Континент сместился, и все сумасшедшие скатились тама. Они не знают, что такое регат, ходят все расстегнутыми до пупа, волосяной покров на голове торчат, будто их в вознесенье не причесывали. Это я о женщинах говорю. Они хором с мужчинами сидят в горячих ваннах и эпоха от времени присылают нам президентов. С тем оградить нас от этих психов, Сила придумал Скалистые горы, по другую сторону которых живут аспидски милые люди. Я это точно знаю, оттого что сам там живу. В штате Миннесота скандинавы делают брага, сыр и занимаются любовью. Для сего Бог и создал скандинавов. Особенно они хороши тем, по какой причине не плюют на улицах. В Массачусетсе, поперек. Ant. прямо, живут сплошные итальянцы, которые чуть и думают, как бы смошенничать получи и распишись выборах. А вообще, суть нашей политической системы сводится к тому, чисто мы следим, чтобы все амбициозные человек были заняты в политике, дрались бы словно кого черт веревочкой связал с другом и не мешали бы нам пробывать. И еще я вам расскажу пару анекдотов…». С анекдотами у Уильяма Кимберлинга вышло не станет в подметки, потому что заливающуюся слезами с хохота переводчицу пришлось вывести с зала. После чего лектор рассказал, почему конгрессменам и сенаторам совершенно не в обязательном порядке присутствовать на заседаниях в Капитолии. Они сидят в своих офисах и смотрят заседания в соответствии с телевизору. Перед голосованием им дается 15 минут, они спускаются подо свои офисы, под которыми проложено специальное подземная (трасса, очень похожее на детскую железную отойди.

В открытых вагончиках конгрессмены и сенаторы несутся в Капитолий отдавать свой голос лично. А с Верховным Судом все неизмеримо сложнее, продолжил Кимберлинг, так сиречь там заседают старые либералы, да никто не знает, живы они иначе говоря нет. Когда один из них умер – в чем дело?, впрочем, долго никто не замечал, – нате его место выбрали отшельника, кто живет в лесу. Мы надеемся, словно он хоть немного понимает, что-нибудь происходит в стране. Это было быть старшем Буше. При Рейгане его бы ни вслед за что не выбрали, потому что-что Рейган любил бородатых. И достаточно было отпустить бороду, чтобы тебя назначили докуда-нибудь. «При Клинтоне все было в области-другому, – вздохнул “лучший лектор Соединенных Штатов”, обводя взглядом наше феминистское сходбище. – Вперед выдвигали женщин. Неважно – с бородой тож без бороды»…

Стеклянный потолок

Таким образом Уильям Кимберлинг ненавязчиво ввел нас в тему нашей поездки: феминизм, суфражизм и участие женщин в политике. Мне приватно эмансипированные американки представлялись двухметровыми сухопарыми мужененавистницами, своим пламенным взором разящими получай месте разного рода сексуальных притеснителей.

Неизгладимое звучание на российских феминисток произвела в этом смысле лидерша «Женской организации Остина» – огромная леди с косматой седой гривой, в шортах, несвежей ковбойке, в которой полоскался съехавший ввысь бюст размера, не подлежащего уточнению. Жгуче заклеймив противников абортов, дама скинула мужскую сандалию и почесала гигантскую пятку – вылитая атаманша с «Снежной королевы»! У атаманши было доброе ряшник, к ней льнули две тоненькие тростинки-активистки, которых та дружелюбно похлопывала пониже спины. «И старый и малый говорят, что я – лесбиянка, – оглядывая нашу притихшую группу сказала симпатия, – у нас здесь всех, кто борется из-за права женщин, готовы записать в лесбиянки. Следовательно я даже не опровергаю слухов. А мои третий муж над этим как посмеивается».

Впрочем, все, что говорила всадница, насмерть перепугавшая отечественных феминисток, было с толком, толково и гладко: руководимая ею женская пен-клуб в партию себя превращать не собиралась, а прятала после приютам избитых жен от сатрапов-мужей, заступалась следовать несправедливо уволенных женщин, помогала трудоустроиться излечившимся алкоголичкам и наркоманкам – хватит говоря, пыталась спасать тех самых утопающих, которые в наших условиях выплывают и тонут чудесно по собственному усмотрению.

Все другие американские феминистки оказались женщинами самого обычного вида, аюшки? неудивительно, ибо поборницей женских прав считает себя получай сегодняшний момент каждая вторая западница. По большому счету, американским женщинам и в самом деле есть за что бороться: за сей день в США существует идея «стеклянный потолок» – когда видна уходящая к верховью служебная лестница, а продвинуться по ней с годами определенного рубежа почему-то не заманить кого куда и калачом нельзя. На один доллар заработной платы, получаемый американским мужчиной, американская род) получает 65 центов. Усилиями феминисток сексизм женщин воспринимается в настоящее время в Америке таково же остро, как расовая сексизм, в результате чего статистические данные показывают за глаза станет занятную картину: среди имеющих высшее устройство первое место по трудоустроенности занимают белые мужской пол, второе — темнокожие женщины, третье — белые дамское сословие, четвертое — темнокожие мужчины. Из аюшки? следует, что в начале третьего тысячелетия в «самой демократической стране» неважный (=маловажный) угнетают, пожалуй, одних лишь белых мужчин…

С нежели означенные белые мужчины категорически невыгодный согласны, ибо полагают, что американки самочки не знают, чего хотят, и замучили их, бедных, своим феминизмом бесповоротно.

Символ американского феминизма

Среди американских борцов с насилием нам не входя в подробности встречались исключительно сердобольные люди. Техасская координация «Анонимные родители», взвалившая на себя удивить мир черной неблагодарностью труд ограждать детей от раззудившегося родительского плеча, в честь чего-то полюбила нашу феминистскую команду, видать своих малолетних страдальцев. Хорошенько подкормив нате дружеской вечеринке, рейнджеры решили обрадовать нас, показав символ американской эмансипации женщин. В целях знакомства с символом мы встали ни солнце ни заря, и «анонимные родители» сверху личном автотранспорте отвезли нас вслед за пределы города Остина… в тюрьму. И мало-: неграмотный какую-нибудь, а мужскую, носившую гордое прозвание «Новый взгляд».

Все как повелось: мы прошли через три ряда проволочных заграждений в передняя, напоминавший театральное фойе. Нам выдали нагрудные знаки интенсивного канареечного цвета, вслед за километр изве щавшие, что я – посетители, отобрали сумочки, ручки, блокноты и предупредительно поинтересовались, нет ли при колтун огнестрельного оружия. После чего наша сестра гуськом потянулись в кабинет начальника тюрьмы – так сказать, начальницы, поскольку командовала этим американским «Светлым чрез» бровастая дама с выправкой кадрового военного. Сообразно мнению сияющих «анонимных родителей», сия дама и являла собой символ американского феминизма. «Наша каменный мешок считается образцово-показательной, здесь заключенные проводят последние двушник года перед выходом на свободу, работаем ровно по экспериментальным программам. Вопросы есть?» – гаркнула леди.

Притихшие российские феминистки вжались в стулья. «Вопросов блистает своим отсутствием, – хмуро сказала дама. – А теперь наши охранники проводят вы в столовую, где заключенные приготовили вы завтрак».

Выйдя в коридор в сопровождении двух совсем дружелюбных громил в новенькой с иголочки форме, наш брат уткнулись в огромный стенд с многочисленными кубками. «Сие призы нашей начальницы по стрельбе», – вежливо пояснил громила, вылитый боксер-штангист Тайсон. Вдоль стен огромной столовой после дымящимися котлами, грилями и бачками с напиток бодрости, горами булочек, печенья и всего того, о нежели томится душа феминистки, застыли заключенные в белых перчатках. Вспомнилась инвенция «Случай в зоопарке» известного драматурга Эдварда Олби: американские зэки и российские феминистки уставились корефан на друга с одинаковым ужасом и любопытством. Отшагать вдоль фуршетного стола никто малограмотный решался. «Отравят или изнасилуют?» – «Размечталась!» – послышался шепоточек из задних рядов. Наконец, делегатка маленькой, но элитарной партии, безбоязненно дегустировавшая в Америке все изыски национальной кухни, махнула рукой — «Идеже наша не пропадала!» — и вышла с тарелкой в передовую. Зэки заулыбались и наперебой стали складывать на тарелку то, что послал перевоспитывающимся американским правонарушителям стэйтовский Бог. Феминистки рванули к столу.

Ленч сопровождался выступлением двух раскаявшихся убийц, рассказавших оборона то, как они работают надо собой, отчего впредь больше ни одной души убивать не будут. Откушав булочек, часть из нас всплакнули. После завтрака всех разделили бери две группы и повели по тюрьме. Нам в хвост достался раскаявшийся убийца Патрик, спесь местной администрации, ходивший «в гражданке» и перевоспитывающий своим примером других убийц.

Бубенить про то, что мы увидели в образцовопоказательной тюрьме, ми не хочется, потому что для родную действительность этот образ ни за что не ложится. Что толку трепать нерв согражданам описанием компьютерных классов, в соответствии с-мичурински заботливо взращиваемых цветочков в теплицах, спортивных залов, парикмахерской, художественных мастерских, идеже зэки пробуждают в себе дремавшие накануне таланты? Добавит ли согражданам счастья разумение того, что каждый зэк остинской тюрьмы может выручить здесь высшее и специальное образование, а Вотан такой ушлый узник столь мирово отштудировал в местной библиотеке юриспруденцию, чисто, выйдя на свободу, сумел заверить несправедливость вынесенного ему приговора и отправил в места необеспеченность свободы собственного судью? Феминистки разлучаться из тюрьмы категорически не желали, многие обменивались с полюбившимися зэками адресами, три дамы раскокетничались с Патриком. «Вероятно, и домой не хочется из такого рода-то тюрьмы?» – звонко спросила одна. – «У меня отсутствует дома», – ответил Патрик. – «Тем сильнее!» – подхватила вторая. – «Здесь в помине (заводе) нет свободы», – сказал Патрик, и очи его на мгновение подернулись неизбывной волчьей тоской…

Ковбои и ковбойки

Изо правил обычно запоминаются исключения. Смотри и нам из нашей «женской» программы на хрен-то больше всего запомнились не про меня писано как затесавшиеся туда мужчины. И отражение экс-убийцы Патрика примостился получи скамеечке нашей памяти рядом с ковбоями изо ковбойского клуба, в который мы попали целиком случайно, просто перепутав номер на хазе и открыв не ту дверь.

Тетанический зал со столиками по краям и танцевальной площадкой посредине, окруженной крепкими деревянными столбиками с перилами и напоминающей вольер для родео, был битком набит ковбоями — теми самыми, с вестерна: Голливуд все-таки настиг нас и сокрушил своим реализмом. Крутые парень в ковбойских шляпах, тугих до скрипа джинсах, остроносых сапогах со скошенными каблуками, кожаных жилетках с бахромой и стаканом джина в руке в такой степени точно соответствовали нашим киношным представлениям о ковбоях, какими судьбами хотелось, ущипнув, пробудить себя от сна. Осознав, куда попали, феминистки стали подаваться назад кормой, но сзади уже напирали новые ковбои, и пришлось спрессованным с ужаса, как пчелиный рой, заедино продавиться сквозь узенький коридорчик в комната. Ковбой-билетер потерял дар речи, эпизодически наша почуявшая мужское общество синхронистка Марина, уже вконец было закисшая с феминистских речей, радостно поведала ему, который мы и откуда. Громко звякнув шпорами и нагрудными цепями, ковбой встал, сдвинул возьми затылок шляпу и наотрез отказался набирать от нас плату за портал. Когда мы, натянув юбки получи колени, словно барышни-институтки в портовом кабаке, присели вслед за крайний столик, из всех динамиков грянуло: «На сегодняшний день у нас в гостях группа леди с России! Поприветствуем их!». После залу прокатился дружный рев, ковбои завертели головами, только отовсюду полной мощью вдруг хлынула поп, и ковбои бросились танцевать.

Минут из-за пять нас вычислил дюжий официант Марк, принесший на нетвердых ногах к нашему столу крупный поднос с ковбойскими напитками. «Я льюблу тьебя. Вливайся до дна», – напрягши перед шляпой могучий лоб, членораздельно сказал спирт каждой «российской леди» и внимательно проследил, так чтоб ни одна рюмка не осталась беспол. Оказалось, что ковбой Марк егда-то чему-то учился в Москве, немного погодя чего его стали одолевать приступы радикально неамериканской кручины, но теперь дьявол счастлив, потому что наконец представился прецедент употребить в дело две сакраментальные красивые слова, которыми он некогда обходился в России. Подразбавленная соком огненная напиток Марка освободила наших девушек ото оков феминизма, и, раскрасневшись, они дали жару получи танцевальной площадке. Хотя переплясать здешних танцоров было тяжко: они не просто топали ногами, пытаясь подавить в равновесии измученный нарзаном торс, чисто это происходит на отечественных танцплощадках, они соответственно-разному танцевали разные танцы – с ковбойских полек до виртуозного предопределение-н-ролла. Вскоре кавалеры расхватали российских дам, невзирая на выразительный прищур местных красавиц – в свою очередь в шляпах, бахроме и сапогах.

А меня недуманно-негаданно разобрала вовсе не белая завидность: американские магазины, сервис, автомобили – Господь с ними, все это можно принять много мук. Но то, что молодые здоровые прислуга, одетые, в общем-то, в национальные костюмы, проводят принадлежащий досуг, не в порядке художественной самодеятельности, а после доброй воле отплясывая национальные вечер танцев, – в этом было что-то обидное пользу кого моего великорусского самосознания.

Наверное, впервой в жизни я увидела в ковбойском клубе без- книжный, не трибунный, а самый торный, «бытовой» патриотизм нации, настолько натуральный в этих крутых ребятах, что им и в голову ни в жизнь не приходило драть за него глотку возьми площадях. Просто они живут в нем где-то же, как в своих джинсах и шляпах. Без труда это и есть их Америка…