На велосипедах по Гималаям-1

Нoвый экстрeмaльный прoeкт Григoрия Кубaтьянa: всeстe сo свoим спутникoм Юриeм Бoлoтoвым oни нa вeлoсипeдax пeрeсeкaют высoчaйшую гoрную систeму нa Зeмлe. Пeрвaя чaсть пути — Тибeт.

Китaйский гoрoд Дихуа инoгдa нaзывaют вoрoтaми в Тибeт. Oтсюдa чeрeз Синьцзян-Уйгурский aвтoнoмный рaйoн КНР мoжнo дoбрaться дo сaмoй, нa мoй зрение, зaгaдoчнoй стрaны нa зeмлe – Тибeтa. Тракт нeлeгкий, нo нaстoйчивыx стрaнникoв вoзнaгрaдит стoрицeй.

Oднaкo лeтeли наша сестра в Урумчи в кoмпaнии нe мeчтaтeльныx стрaнникoв, a aрмянскиx кoммeрсaнтoв. Для того бoльшинствa пaссaжирoв в сaлoнe сaмoлeтa aвиaкoмпaнии S7 Дихуа – нe вoрoтa в Тибeт, a бaзaр. В этoт гoрoд съeзжaются тoргoвцы сo всeгo бывшeгo Сoвeтскoгo Сoюзa. Русскaя рeчь нa улицax слышнa пoчти тaк жe чaстo, кaк уйгурскaя неужели китaйскaя. Вывeски бoльшинствa мaгaзинoв – нa трex языкax. Бeзупрeчным этoт «кoммeрчeский совдеповский» нe нaзoвeшь, нo дoгaдaться o смыслe тoргoвoгo прeдлoжeния мoжнo: «Кoмплeктнoe oбoрудoвaниe ради сaмoгoнящeгo пивa», «Питьe мoлoчнoгo прoдуктa, пaкуя oбoрудoвaниe», «Выдувнoй aппaрaт бутылки – мoрoжeнaя мaшинa»…

Нo прoблeмы пивoвaрeния, прoизвoдствa тaры и рaсфaсoвки прoдуктoв нaс нe зaнимaют. У нaс свoя зaбoтa – кoлeсa. Про вeлoэкспeдиции пo Гимaлaям кaк минимум нужны вeлoсипeды. A иx-тo у нaс и нeт – в пoслeдний мoмeнт пoдвeли мoскoвскиe спoнсoры. Oстaвaлoсь упoвaть не долее чем нa тo, чтo кaчeствo китaйскиx вeлoсипeдoв oкaжeтся «нe слишкoм китaйским». В прoтивнoм случae нaшe путeшeствиe пo Гимaлaям рaстянулoсь бы нaдoлгo аль вooбщe мoглo бы нe зaкoнчиться.

Пoблуждaв пo гoрoду, нaшли мaгaзинчик, гдe нaм нa зaкaз сoбрaли двa впoлнe приличныx вeлoсипeдa. Пoжилoй интeллигeнтный xoзяин, кaк мoг, пoстaрaлся нaм oбъяснить, чтo и кaк рeгулирoвaть и чтo дeлaть в случae вoзмoжныx пoлoмoк.

Слуx o тoм, чтo двoe русскиx сoбирaются нa вeлoсипeдax в Тибeт, ужe рaзнeсся пo гoрoду. В мaгaзинe к нaм пoдoшeл мoлoдoй китaeц. Oн дaвнo мeчтaл o тaкoм путeшeствии и искaл кoмпaнию. Пoкaзaл свoй шикaрный вeлoсипeд с рaзными нaвeсными устрoйствaми, нaзнaчeния кoтoрыx автор тaк и нe пoняли. Крoмe тoгo, пaрeнь зaпaсся кaртaми мeстнoсти и сoстaвил пoдрoбный грaфик пoeздки. Вoт тaк, oснoвaтeльнo, дoлжeн гoтoвиться к пoxoду прoфeссиoнaл. Вeлoмaршрут пo Тибeту считaeтся сaмым слoжным и oпaсным в мирe. Нa этoм фoнe ты да я выглядeли зeлeными нoвичкaми, плoxo пoнимaющими, с кaкoй стoрoны брaться зa нaсoс и угоду кому) чeгo нужны пeрeключaтeли скoрoстeй. Я нe прeдстaвляли всex труднoстeй пути, нo знaли тoчнo, чтo пoeдeм. Пaрeнь пooбeщaл с нaми связaться, нo в итoгe тaк и нe пoзвoнил.

Выйдя с мaгaзинa, мы нaткнулись нa прeдскaзaтeлeй, рaспoлoжившиxся рядкoм нa улицe Гуaнмин. Oни выглядeли oчeнь эффeктнo в свoиx срeднeвeкoвыx китaйскиx нaрядax. Интeрeснo, чтo пригoтoвилa нaм судьбa в ближaйшиe мeсяцы?..

Да мы с тобой нe стaли спрaшивaть – всe рaвнo oтвeтят пo-китaйски…

Пoeзд Дихуа–Кaшгaр нaбит пoд зaвязку людьми и пузaтыми пeрeтянутыми вeрeвкaми бaулaми. Ктo-тo спит прямo нa пoлу, ктo-тo жует, кто именно-кто курит, кто-то играет в картеж. Ехать больше суток. Упакованные велосипеды трясутся в багажном вагоне, наш брат трясемся в общем – экономим, как испокон (веку. Спать можно, лишь уронив голову возьми столик и уткнувшись в грудь дородной уйгурки.

Ее детишки, наполнив пластиковую бутылку водой, играют ею в волейбол. Сезон от времени бутылка падает для головы дремлющих пассажиров. Посмотрев держи эти забавы, какой-то парнишка начинает швыряться мусором и попадает в проходящего полицейского. Оный без лишних слов хватает хулигана следовать шкирку и вытаскивает из вагона. Становится тише.

Проводница периодически выгребает из-около лавок мусор, но это ведет точию к временным успехам. Общий вагон – сие безостановочно действующий цех по переработке конфет, лимонада, сигарет и упаковок китайской лапши в много пластиково-бумажных отходов…

Вылезаем в Кашгаре, отнюдуже начнем свой поход. Город известный уйгурским рынком, старинными мечетями и статуей Мао Цзедуна, одной с самых больших в Китае.

Исторический фокус Кашгара – один большой базар. Седлами, меховыми шапками, острыми уйгурскими ножами, цветными тканями торгуют аминь, кому можно, и даже те, кому воспрещается. За торговцами, не имеющими лицензий, увлеченно гоняются полицейские на микроавтобусе. Нарушители разбегаются, толкая накануне собой пятиметровые тележки, увешанные всякой всячиной. Знать, они даже родственники, и вечером крестный пойдет к куму забирать свое пожитки, а с утра каждый займется своим делом – одни будут расстраивать закон, другие ловить нарушителей.

Прекрасный пол в Кашгаре укутаны в паранджу, по улицам прохаживаются подметальщики в белых, наподобие у врачей, халатах и респираторных масках, в сетка-кафе можно выбрать компьютер с китайскими иероглифами неужто уйгурской вязью.

На всех перекрестках жарят шашлыки. (не то сказать тюркское «рахмат» вместо китайского «се-се» – наградой вас будет ослепительная улыбка продавца.

Первая но пробная поездка заканчивается тем, почему на Юрином велосипеде рвется вереница. В ближайшей мастерской ее чинят быстротечно – с помощью булыжника и ржавого гвоздя. Же после такого «лечения», всего вслед за 1 юань, нужно искать веломагазин и исправляться заново. Вот и первое знакомство с инструментами. Разумеется, что это? Гаечный ключ, отвертка, выжимка пользу кого цепи… Понятно. Можно ехать!

По мнению краям дороги тянутся степи. Народище в селах приветствуют нас, на остановках подходят прощупать велосипеды – транспорт, не самый общепринятый для этих мест. Поначалу любопытствующие стесняются. Однако стоит самому смелому подобраться рядом, и толпа зевак нарастает со скоростью лавины.

Интересуются, американцы пишущий эти строки или пакистанцы? И очень радуются, когда-никогда говорим, что русские. Кто-ведь даже знает несколько русских слов: «Русские?! Доброкачественно! Молодец! Павел Корчагин!»

У обочины тормозит глянцевитый «бьюик», и целое семейство выскакивает изо него на дорогу, чтобы снять на карточку нас на видеокамеру. А потом, подкупив нас четырьмя бутылками питьевой воды, снимается с нами коллективно.

Даже местные ослы, коровы и верблюды оглядываются – чисто такая мы диковинка.

Сидя нате обочине, отдыхаем от трудов, распечатав купленную в Урум-чи пачку изюма. Получи пачке по-английски написано «Первейший изюм в форме сосцов кобылицы». Поэтичное, во всей полноте уйгурское сравнение.

В городке Янгигисар уже давно делают острые уйгурские ножи. Заранее спросом пользовались кривые мечи.Без дальних слов они вышли из моды, зато маленькие перочинные ножички китайские туристы раскупают дюжинами.

Там Каргалыка начинается трасса G-219, симпатия же За-пад-но-тибетская стальной путь, долго остававшаяся закрытой для иностранцев. Крыша мира всегда был обособлен и не уж очень радушен к приезжим. В свое время после влияние на этот регион боролись двум империи – Британская и Рос-сийская. А разве бы наши победили, появились бы в итоге новые республики – Синьцзянская и Тибетская ССР? Если на то пошло в Тибете сегодня говорили бы по части-русски.

Чем дальше едем, тем тише реагируют на нас жители. В их глазах позволяется прочесть: «А-а, городские… Там а ещё и не такие встречаются!»

Дорога будь по-вашему то вверх, то вниз. Ниже катить легко, а вверх – попробуйте-ка! Из всех сил жму на педали, уговаривая лайба: «Ну, пожалуйста, родной… Ой ли?, давай!» Но китайский велосипед делает наружность, будто не понимает по-русски, и сверху очередной горке норовит встать что вкопанный. Приходится слезать и толкать его.

И в это не самый интересный сегмент нашего путешествия. Синь-цзян-ская как-зотика постепенно уходит – тибетская вновь не появилась. Промежуток занимает унылая практика с грязными придорожными кафе, где грабки надо мыть в тазике, которым ранее попользовался десяток предшественников, а навесные потолки сплетены с весьма странного материала – этикеток ото лимонадных бутылок. Зато в этих кафешках всякий раз найдутся термосы с кипятком и зеленый черняга.

Но Тибет понемногу приближается. Все на свете чаще попадаются едущие навстречу тибетские грузовики: их кабины украшены свастиками, а радиаторы – белыми шелковыми шарфами-хадаками, такие преподносят ламам в репер почтения.

Пейзаж меняется. Горы безвыездно те же, но формы оставшиеся и краски невероятно сочные. Однако буква красота коварна, слабого может и угробить. Перевал Чи-раг-сал-ды пользуется чреватый славой – здесь периодически погибают туристы, а ряд лет назад отправился в мир из другой оперы отряд китайских солдат. Правда, собственноручно (делать) перевал мы благополучно миновали, аж поднялись выше и остановились на ночлег в деревушке Сумжи нате высоте 5080 м. Там-то нас и настигла горная -порча.

Три дня я пролежал в забытьи. В сознании зацепились всего только две картинки. Первая: улыбающееся фамилия тибетцев заглядывает в нашу палатку. Вторая: в холодной темноте Юра пытается нанизать на меня свитер и засунуть в спальный пентюх.

На четвертый день я пришел в себя. Абстиненция было отвратительное: голова болит, бякать не могу, думать не могу, разгуливать не могу… Полчаса ушло для то, чтобы надеть кроссовки, стянуть их уже не получается. Цепляясь после все что можно, я сумел кончаться от палатки на несколько метров. Сверху этом моя вылазка закончилась – сил вяще не было.

К счастью, появились военные с местной базы – их позвали тетушка самые улыбчивые тибетцы. Народно-освободительная партия Китая взяла на себя заботу о мне. Я дышал кислородом из подушки, глотал разноцветные таблетки, лежал подина капельницей, выпил три флакона глюкозы, ми делали уколы. K вечеру, поддерживаемый Юрой, сделано мог ковылять и даже съел пару ложек риса.

Выяснилось, как на следующий день с базы давно города Али поедет грузовик. Юра рассказал, что-что на второй день нашей болезни помощью деревушку проезжали русские автостопщики и нежели-то военным не понравились. Следом этого тибетцы перестали приносить нам воду и булочки. Я так себе этого не помню.

Юре как и пришлось несладко, но он оставался в сознании тутти эти дни. Однако к вечеру горная хворь накрывает и его. Юра начал неистово жаловаться неизвестно кому: «Мне в свою очередь плохо, и хоть бы одну пилюлечку дали… А ему – три кислородных подушки, капельницу, уколы…» Пусть бы таб-летки китайцы Юре как и предлагали, но он отказался.

Вперед рассветом по двору бродит тягостный призрак, размахивающий длинными рукавами армейского бушлата. Солдаты надежда обезвреживают, бушлат отбирают. Под ним – целиком и полностью замерзший Юра…

Утром солдаты забросили в кабриолет забитого армейским барахлом грузовика наши рюкзаки и велосипеды. Трогаемся. Автор сидим в тентованном грузовике на мешках. У меня для коленях – тяжелая сумка с фотоаппаратурой. Борзо все покрываются толстым слоем пыли. Юра острит: «Путешествие GEO – на пыльных мешках по Гималаям…»

А я открываю в себя странные особенности. Стоит закрыть глазенапы – вижу катящиеся по наклонной плоскости цветные шарики, узоры и небо и земля предметы, повторяющиеся до бесконечности. Могу «наложить запрет» изображение любого предмета, и оно здесь же появляется – объемное и яркое.

К тому идет, в моем характере тоже произошли перемены: появилась деспотизм, которой прежде у себя не замечал, безусловно и креативность резко усилилась. Пока я трясемся в грузовике, успеваю придумать чуть-чуть бизнес-проектов, десяток лекций ровно по литературе и географии, а также подробнейший распределение строительства собственной империи, причем в активе у меня просто-напросто синьцзянский нож и кучка оборванных крестьян.

Другой раз мы останавливаемся на ночлег в городке Руток, я сделано владею несколькими замками и как как-то раз составляю свод законов, предусматривающих жестокие кары из-за неповиновение императору (то есть ми). Но в реальном мире я пока с трудом переставляю обрезки. Плохо работает вестибулярный аппарат. С тем не упасть, хватаюсь за неодинаковые предметы и за Юру. Ступни потеряли сенситивность, как будто онемели. Шевелить ими могу, а ощущения странные. Несмотря ни сверху что, мы с Юрой решаем возобновлять экспедицию.

Доезжаем до Али. Место встречает нас ярким солнцем и связками ритуальных флагов лунгта нате ближайшей горе. На рассвете пишущий эти строки поднимаемся на нее, смотрим, как бы местные жители зажигают на алтаре ароматные палочки и разбрасывают разноцветные листочки с мантрами…

Унылая деревушка Возвышенный превращается в современный город с отелями, банками и всемирная паутина-центрами. Повсюду идет строительство, только большинство новых зданий, улиц и площадей пустуют. Вер, что город ждет переселенцев. Хотя откуда?

На совершенно пустой главной площади Возвышенный стоят помпезные монументы, изображающие коренных жителей – тибетцев. Якобы известно, отношения между Китаем и Тибетом бог непростые. После подавления восстания в Лхасе в 1959 году орие 100 тысяч тибетцев во главе с Далай-ламой XIV вынуждены были прибыть родину. Лидер тибетцев давно мечтает вернуться на дом, пусть даже не в качестве светского руководителя своего народа. Ему 71 годок, он мечтает умереть на родине, (языко может об этом мечтать подвезенный на чужбину пожилой человек. Усобица за независимость Тибета становится историей?

В 2008 году в Китае пройдут Олимпийские зрелище. Готовятся к ним с невиданным размахом, Небесная империя хочет громко заявить миру о своих успехах. Ходят слухи, что-нибудь перед Олимпиадой правительство сделает выразительный жест: все тибетские беженцы будут амнистированы и смогут вернуться до хаты. Они поселятся в новых комфортабельных домах, а их меджлис займет грандиозное, с иголочки, здание. Новая благоустроенная биография положит конец сепаратистским настроениям, и самые шумные критики Китая вничью не смогут омрачить Олимпиаду. Если только так, это будет мудрый вход китайских властей, а в жизни Тибета произойдут значительные перемены. А в любом случае упрямые тибетцы малограмотный спешат в объятия цивилизации, предпочитают быть в живых так, как жили их прадеды.

Вот возле фотомастерской стоит группировка крестьян, приехавших в Али сняться бери документы. С ними переводчик, немного проговаривающий по-китайски. Лица тибетцев намазаны жиром, нате головах высокие разноцветные меховые шапки с «ушами», к поясам подвешены мечи в ножнах. Даже если таким колоритным персонажам приходится происходить обязательную пас-портизацию – указ властей. В лад, с каждым днем становится все холоднее. В любимой штормовке, в которой я объехал Латинскую Америку, еще не походишь. Но не отчислять же. Кому бы ее надарить? На перекрестке прямо на мостовой сидят тибетские работяги в неопрятной одежде, респираторных масках и с лопатами в руках. Подкатывает чертовщинка на мотороллере, что-то кричит – с бору да с сосенки (правильнее: с бору по сосенке) мгновенно вскакивает на ноги. Хотя работу получает лишь один счастливчик. Накипь потерянно топчутся на тротуаре.

Подхожу к ним, демонстрирую куртку и начинаю ее петь дифирамбы. Естественно, по-русски. Но з заставляет быть сообразительными. Пока другие стоят раскрыв рты, один изо парней, как заправский регбист, бросается ко ми и хватает куртку. Теперь будет шлендать по Тибету с гордой надписью «Рассылка GEO».

Выезжаем из Али в сторону священной крыша мира Кайлас. но вот незадача – оковы Юриного велосипеда опять рвется и помимо ломается задний переключатель. Решаем, почему Юра вернется в Али, а потом догонит меня. Груженый булыжниками стальной богатырь увозит моего спутника, и я остаюсь Водан.

Весь день отчаянно кручу педали, в (данное хватает энергии. В какой-то побудь на месте меня обгоняет трактор с прицепом. Решаю соответственно примеру местных прицепиться к нему – и лечу получи асфальт… Но, видимо, духи Тибета берегут меня – отделываюсь парой царапин и рваными штанами.

Усаживаюсь отваляться на обочине. Возле меня тормозит иной трактор, едущий в обратную сторону. Тибетец в темных очках и со связкой амулетов в шее спрашивает, не нужна ли помога. Общаемся при помощи жестов, же все же я понимаю, что в нескольких километрах впереди очищать какие-то постройки. Там только и остается поставить палатку, стены защитят ее через ветра. Что ж, учтем… Под занавес тракторист спрашивает, нет ли у меня фотографии Далай-ламы. К сожалению, в закромах: китайская таможня относит подобные изображения к категории запрещенных. Левак скорбно вздыхает и отправляется дальше.

Дорог после Али быстро закончился, и поуже три дня я отчаянно борюсь с бездорожьем, подчас оглядываясь назад  не появится ли Юра. В четвертый день сил ночевать в палатке уж нет, и я решаю добраться до показавшейся в стороне деревни. Сейчас темнеет, и я второпях несколько раз въезжаю в маленькие, адски холодные речушки. Кроссовки промокают чисто.

Утешаю себя тем, что наверное это очень хорошая деревня и меня спустя некоторое время ждет теплый прием, раз ровно по дороге к ней я терплю такие невзгоды. В одном доме горят огни, я подъезжаю и оказываюсь… в больнице. С виду неприметный дом, в нем живут доктор Тенчо и его находящийся под рукой – монах, исповедующий древнюю религию плот, приехавший из отдаленного монастыря прорабатывать медицину.

Поселок, в который я попал, оказался знаменитым Дарченом  отсюдова начинается паломничество-кора вокруг овеянного легендами Кайласа. Эту гору почитают буддисты, индуисты, джаянисты, адепты бревно… На ее склонах берут початие четыре великие реки индийского субконтинента: Вотан из основных притоков Ганга, Карнали, Инд, Сатледж и Брахмапутра (Ярлунг Цангпо)…

Говорят, что тот, кто обойдет гору Кайлас, заслужит отфутболивание от всех грехов нынешней жизни. Тем но, кто умудрится сделать 108 кругов, прощаются грехи всех прошлых жизней, и постоянный пилигрим достигает нирваны. Но ажно один круг легко проделать может ли быть что неутомимым тибетским якам. Угоду кому) человека 53 км по крутым горным тропинкам сверху высоте 5000 м – серьезное испытание. А иные паломники усложняют себе задачу, делая простирания – падая книзу и проползая весь маршрут на животе. Тушка защищает жесткий фартук и наколенники, щипанцы – толстые перчатки или обычные чувяки.

Иностранцы проходят кору за три дня, ночуя в палатках аль ночлежках для паломников. Тибетцы чисто правило укладываются в один день. Угнаться по (по грибы) ними невозможно.

В мохнатой синьцзянской шапке, с посохом в руке я шагаю вдоль тропинке. На ногах шлепанцы, затем что кроссовки промокли. К тому а с ногами что-то неладное. В таком случае они ничего не чувствовали, а нынче, наоборот, каждый шаг причиняет невыносимую печаль. Но это ничего – ползущим ровно по острым камням паломникам тоже тошно. Иду медленно, древние тибетские бабушки с внуками обгоняют меня от нехрен дела, как туристические «лендкрузеры» обходят брезгующий и дымящий мотоблок на тибетских дорогах. Очевидно, на типичного туриста я не похож. Встречные тибетцы поощряюще машут мне и угощают сыром изо ячьего молока и кусками сахара, придающего силы.

В «Долине смерти» по-под тропинки валяются старые тряпки, шапки, снегоступ – паломники оставляют здесь вещи, принадлежавшие их родным и близким. Сей ритуал – и покаяние живых перед ушедшими, и погоня создать им благую карму чтобы последующего перерождения, и одновременно очищение паломника впереди новым рождением, которое ждет его (год) спустя перевала Тара в «Долине жизни». В сих же местах раньше находили «поносительный приют» умершие – их тела разрубали и оставляли бери съедение диким зверям и птицам. Немедля места захоронений расположены вдали с праздных глаз, иностранцам там являться запрещено. Здоровенные черные вороны летают окрест священной тропы, с интересом поглядывая получи и распишись паломников. Свой круг я прохожу после два дня. Последние часы бреду бери автомате, не чувствуя ног. Добравшись после дома доктора, валюсь на термокроватка, выделенную мне в одной комнате с монахом-стажером, и шелковица же засыпаю.

Наутро даже без труда встать на ноги оказывается непосильной задачей. Нужно еще на день задержаться в Дарчене. «Маршировать вокруг горы по часовой стрелке – сие придумали индусы. На самом деле нужно разгуливать в обратную сторону», – объясняет ветврач Тенчо, намазывая мои многострадальные обрезки чудодейственной тибетской мазью на основе ячьего масла напополам с навозом. Тенчо тоже исповедует религию плот и неодобрительно относится к «нововведениям».

Бреду в горные ключи за продуктами, опираясь на тросточка. Ноги идут еле-еле. На правах продолжать путешествие?

Но вот утро нового дня. Сажусь для велосипед, чтобы ехать дальше, в сторону озера Манасаровар (Манап-Юмцо), как и священного. Если не наступать держи землю, а просто крутить педали, почти что не больно. За день доезжаю задолго. Ant. с Хор-Ку – последнего поселка у озера. Отселе до ближайшего «очага цивилизации», Саги, ни конца ни краю нет путь. Зато, по слухам, в Саге инда есть интернет!

Увы, на заднем колесе велосипеда лопнули чуть-чуть спиц, а инструмента, чтобы их сменить, у меня нет. Ехать на разэтакий «восьмерке» невозможно. Остаток дня я провожу в придорожном кафе-мороженое в надежде на попутку в Сагу. Хотя спать приходится в ночлежке при чепок.

Наутро я полон надежд – вот остановится грузовичок и увезет меня… Бесполезно. Машин мало. В основном забитые перед завязку туристические джипы. Ноги распухли, горят огнем, так заметив очередное транспортное средство, я бросаюсь сверх улицу, размахивая руками. Со стороны я, видимости), похож на юродивого: грязный, пустошный, неловко переставляющий ноги… Тибетцы смеются. Да к вечеру уже вся округа знает мою историю, ми сочувствуют.

Еще одна ночь в ночлежке. Вырубиться не получается – не позволяет нефралгия. В голове вертится: «Еще нет тридцати, а уж инвалид…» Гоню предательские мысли пошел прочь отсюда. Что же случилось с Юрой? Идеже он?

Утром весь двор покрыт снегом. Скрытно ступаю шлепанцами по белой крупе. Яркое солнцепек освещает горы и озеро вдали. До (каких времени мне еще предстоит на этом месте провести?

И еще один день страданий и обманутых надежд. Ещё (раз) чуть ли не бросаюсь перед проезжающие машины – ответ прежний: «Блистает своим отсутствием». Одного меня еще взяли бы, хотя с велосипедом… Водитель проходящего автобуса запрашивает 500 юаней, а у меня осталось всего-навсего 250. Сторговаться не получается. В сих местах привыкли брать с туристов недешево. Говорят, чтобы уехать в Лхасу, другие выкладывали и по 1000 долларов. Водителям джипов, едущих в Дарчен, я сую труды для Юры – в них информация о томик, где я нахожусь. Поможет ли?

Фукс! Вечером у ресторанчика тормозит велосипед итальянца Маурицио, который-нибудь добрался сюда на двух колесах целых из Швейцарии. У него модный дороговат маунтинбайк и целая сумка инструментов. Некто помогает мне починить колесо. А костяк, несколько дней назад Маурицио видел Юру в Дарчене – живым-здоровым и возьми велосипеде! Значит, все не приблизительно уж плохо.

На следующий дней я еду в ближайшую военную часть, спрашиваю доктора. Врача в части вышел, но солдаты делятся со мной кое-какими лекарствами. Тип-топ! Я полон решимости добраться до Саги, чтоб это 450 км бездорожья, а деревни ровно по пути встречаются в лучшем случае Водан раз за день. На расставание хозяйка кафе готовит мне торжественный обед и отказывается взять деньги. Просека – песок и камни. Ехать тяжело, только главное – не останавливаться. До вечера успеваю предпринять 40 км. Ставлю палатку в заброшенном загоне интересах овец. Ночью так холодно, яко стенки палатки изнутри покрываются инеем, а бери шапке, в которой я спал, почему-ведь лежит снег. Чай в бутылке превратился в лоскут льда.

Но утреннее солнце отогревает меня, я вторично в пути, снова хозяин самому себя. Настроение становится лучше, даже глоссалгия понемногу отступает. Умываюсь ледяной водным путем из реки и даже умудряюсь закадрить с двумя пастушками.

Юные тибетки впредь до самых глаз закутаны в разноцветные одежда, на шее связки украшений и амулетов, получай поясах красивые пряжки и связки колокольчиков. Они присматривают ради огромным стадом своевольных коз. Заместо хлыста используют сплетенную из шерсти пращу: вставляют точило и ловко мечут в коз – те вместе бросаются в нужную сторону. Смешливые пастушки и ми дают пращу, но камень летит отвесно вверх и едва не падает ми на голову. Веселью девчонок пропал предела.

К ночи доезжаю до лагеря кочевников. Дого-вариваюсь о ночлеге в страшный, похожей на армейскую, палатке. Вишь сюрприз – в ней уже сидит Маурицио, выехавший с Хор-Ку на полдня древле меня. Греемся возле очага. Хозяева подкладывают в сияние кизяк и подливают в наши чашки солон тибетский чай.

У меня с собой торба цампы – подарили тибетцы. Цампа – ячменная мучение, ее заливают чаем и разминают с ячьим маслом и сахаром. Сие основа основ тибетской жизни. Счесть возможным, что в доме у тибетца нет цампы  серьезное физический ущерб. Поэтому мой мешок никак без- заканчивается. Стоит вытащить его, что хозяева тут же достают свою цампу. Что же ж, по крайней мере я знаю согласно правилам, что в Тибете не умру с голоду.

Я рассматриваю не последний в палатке алтарь  изображения Будды, бодхисатв, запрещенная хрюкало Далай-ламы… Палатка кочевников – никак не самый уютный дом. Земляной павел укрыт циновками и шкурами. Труба дымохода получается в дыру в потолке. В нее по ночам заглядывают звезды, и, сиречь только остывает печка-буржуйка, в середину проникает лютый холод. Он и будит поутру хозяйку, заставляя ее разводить освежающий огонь. Встают все уже в тепле  к утренней порции горячего чая с маслом и солью, какой-либо смешивают в вертикальном цилиндре домо. В Тибете вас не удастся увидеть дно своей чашки: поди подливают вновь и вновь закон гостеприимства.

(год) спустя завтрака все принимаются за работу. Женщинам нужно издоить коз. А как это сделать, иначе) будет то их несколько сотен? Коз связывают веревкой в «пачки» по части принципу застежки-молнии. Запутавшись рогами, животные далеко не могут пошевелиться и терпеливо ждут, все еще их доят.

Мужчины занимаются яками. Делают им прививки. Сие непростая задача – як недовольно «хрюкает», вертится, брыкается. Необходимо держать его впятером. Наконец неприятность удается сделать – и местный ветеринар в радостях пляшет, выкидывая забавные коленца.

И который раз – горы, реки, крутые перевалы… Напоследках я добираюсь до Саги. Въезжаю в нее ранее в темноте и первым, кого я встречаю получи улице этого городка, оказывается… Юра! Ему нагорело не меньше, чем мне. Оставшись лишенный чего денег и без палатки, он ночевал по-под открытым небом и простудился. Тибетские паломники прониклись к Юре приближенно благоговейным чувством, увидев, как возлюбленный спит под звездным небом наперекор священной горы Кайлас.

Кстати, в Саге в помине (заводе) нет банкоматов, а значит и деньги нам возьми хоть неоткуда. На последние юани закупаем армейскую тушенку и галеты. Цампа у нас упихивать, а без чая тибетцы не оставят…

Чрез (год) Саги деревни попадаются чаще. Наш брат не стесняемся заходить в гости. По слухам, что тибетцы не слишком гостеприимны, так нас не гонят. Угощают цампой либо дают кипятку – заварить высохший китайской лапши. В одном доме получи и распишись стене висит здоровенный кусок вяленого мяса. Смотрим нате него, облизываемся, но, увы, мяса нам никак не предлагают. Что ж, придется продолжить вынужденную цампа-макаронную диету.

Держи стенах мелом нарисованы яки  ужас похоже на наскальную живопись. У себя в тибетских деревнях вообще любопытные. По (что напоминает крепость. Для защиты через злых духов над входом вешают ячью голову иль хотя бы пару рогов. Нет-нет роль защитников играют нарисованные бери заборе красные скорпионы. А сверху в заборах сложены стопками брикеты сухого ячьего навоза – потенциал топлива на зиму.

Проезжаем палатки дорожных рабочих. Заглядываем сверху кухню, просим напиться. Воды не имеется. А цампа есть? Сказать, что несть – позор для тибетца. К цампе волшебным образом появляется зажор, чай, сахар и большой кусок ячьего масла…

По прошествии времени Лхатсе все сильно меняется. Становится несравненно теплее, палатка уже не покрывается инеем по части ночам. Появляются деревья, которых в закромах в западной части Тибета. Но самое основа – асфальт! Цивилизация! Деревни встречаются опять чаще, а где деревни – там навеки найдется горячая цампа для странника. Трасса до Шигадзе кажется нам прогулкой.

В Шигадзе едва снимаем с карточки деньги и бросаемся в ближний отель – отдохнуть, отмыться и отстираться. Риокан стоит напротив полицейского участка. Исключительно вечером кое-что проясняется. Сие район парикмахерских и массажных салонов. Средь бела дня – вполне благопристойных, а по вечерам в них загораются красные фонари, и нате диванчиках скучают молодые китаянки в ожидании клиентов. Действительно и снятая нами комната расположена надо секс-шопом с широким ассортиментом соответствующих товаров. Только нас уже ничем не прохватить. Завтра мы идем в один с самых больших монастырей Тибета Ташилунпо.

С успехом переживший перегибы культурной революции Таши-лунпо – гордость Тибета. Это один из четырех «желтошапочных» монастырей, основанный в 1447 году первым Далай-ламой Гендуном Друпом. Награда Гелугпа, чьи монахи носили головные уборы желтого цвета, потеснил в Тибете и старый и малый остальные буддийские школы. Настоятель Ташилунпо носил эмир-аль-омра Панчен-ламы, «Великого учителя», и сообразно влиянию на светскую и духовную живот Тибета почти не уступал самому Далай-ламе.

Правители Поднебесной навсегда старались вбить клин между ламами, в надежде оказывать влияние на дела Тибета. Жгучий Панчен-лама молод, делами монастыря весь не занимается. Власти держат его в Пекине нет слов избежание неожиданностей. Предыдущий, Панчен-викунья X, хоть и считался китайской марионеткой, с возрастом стал создавать все более смелые заявления, хотя (бы) призывал к независимости Тибета, за будто отсидел срок в тюрьме по обвинению в «организации оргий, критике правительства и создании армии наемников».

Ташилунпо – титанический город-лабиринт с кельями монахов, религиозными университетами, храмами, гробницами и дворцами – продолжает существовать в средневековье. Монахи носят воду, чистят дворы и ведут благочестивые беседы в тени деревьев. Паломники крутят блестящие с бесконечных прикосновений молитвенные барабаны. А франтовато одетые иностранные туристы с восторгом фотографируют массивные двери с деревянными засовами и толстыми бронзовыми кольцами.

Главная примечательность монастыря – часовня Майтрейи, Будды Будущего. 26-метровую статую сидящего Майтрейи изготовили с золота и медного сплава в 1914 году около надзором Панчен-ламы IX. Девятьсот ремесленников работали по-над статуей четыре года подряд, держи нее ушло 300 кг золота.

В храме висят портреты панчен-лам, в книга числе нынешнего – совсем еще мальчика. У подножия статуи Будды – чаны с ячьим маслом и горящими свечами, чаши с цампой и вплавь. Возле алтаря паломники оставляют деньга или вещи: шариковые ручки, заколки, расчески, значки, прикрасы. Надеются, что это принесет им удачу и осенение.

В 1961 году, вскоре после памятного восстания в Тибете, Ташилунпо, «осиное гнездо крамолы», перешел под опеку китайского правительства. Нонче это «коммерческое предприятие»: деньги берут следовать вход, за фотосъемку, за покупку сувениров…