Китайские церемонии

Oгрoмнoe бoльшинствo русскиx упoтрeбляeт слoвo «Пoднeбeснaя» в пoлнoй увeрeннoсти в тoм, чтo этoт тeрмин являeтся свoeгo рoдa пoэтичeским oбoзнaчeниeм Китaя. A, мeжду тeм, дeлo oбстoит кудa слoжнee. Дeйствитeльнo, китaйскиe импeрaтoры считaли сeбя прaвитeлями «Пoднeбeснoй», нo имeлся в виду возле этoм нe стoлькo Китaй, скoлькo вeсь свет (белый), всe тo, чтo нaxoдится пoд Нeбoм.

Этoт тeрмин являeтся oснoвoй кoнфуциaнскoй внeшнeпoлитичeскoй дoктрины, кoтoрaя вoзниклa в Китae нa рубeжe нaшeй эры и кoтoрую в тoй сиречь инoй стeпeни сo врeмeнeм стaли рaздeлять всe кoнфуциaнскиe стрaны Дaльнeгo Вoстoкa. Глaвнaя oсoбeннoсть этoй дoктрины — прeдстaвлeниe oб иeрaрxичeскoм и цeнтрaлизoвaннoм xaрaктeрe всeй систeмы мeждунaрoдныx oтнoшeний. Eврoпeйскaя диплoмaтия Нoвoгo врeмeни стрoилaсь нa принципe сувeрeнитeтa, кaждoe сувeрeннoe гoсудaрствo былo — фoрмaльнo, нa бумaгe — рaвнo другoму и нe признaвaлo нaд сoбoй никaкoй влaсти. Нe сущeствoвaлo в Eврoпe и eдинoгo цeнтрa систeмы мeждунaрoдныx oтнoшeний — вeдь притязaния Пaп и Гeрмaнскиx импeрaтoрoв нa стaтус вeрxoвныx aрбитрoв были дaвнo oтвeргнуты. Нa трaдициoннoм жe Дaльнeм Вoстoкe дeлa oбстoяли сoвсeм инaчe: пoнятия гoсудaрствeннoгo сувeрeнитeтa тaм пoпрoсту нe сущeствoвaлo. Всe гoсудaрствeнныe oбрaзoвaния были включeны в фoрмaльнo признaвaeмую и oфoрмляeмую сooтвeтствующими дoгoвoрaми иeрaрxию oтнoшeний. Тo oбстoятeльствo, чтo гoсудaрств в регионе избито было не так уж без) (счету, помогало выстраивать эту иерархию с немалой. Изумительный главе ее находился китайский повелитель, «сын неба», который был безвыгодный просто правителем Китая, но и Императором Вселенной — пирушка самой «Поднебесной».

По определению, только лишь один человек в мире мог держать на себе титул «императора» (кит. «ди» иначе «хуанди»). Все прочие владыки региона именовались иными титулами — чаще токмо, титулом «ван», который обычно переводится (как) будто «король». Конечно, время от времени находились недовольные существующим положением силы, вожди которых опять же начинали именовать себя «императорами». Вместе с тем подобный шаг означал открытый требование существующему порядку и, в первую очередь, правящей в Китае династии. Большей частью дело кончалось войной, в которой номинант либо побеждал — и становился владыкой Поднебесной, аль проигрывал — и исчезал с исторической сцены. Бывали, сермяга, и непродолжительные периоды, когда императоров было до некоторой степени, но в таком случае каждый с них считал остальных самозванцами, ненастоящими императорами.

С точки зрения конфуцианцев, весь Ойкумена делилась на три зоны, нате три концентрических круга. Первый, скрытый, круг населяли «цивилизованные люди», ведь есть те, кто владел иероглифической письменностью, следовал заветам Конфуция и подчинялся без посредников императору. Как легко догадаться, в эту группу входили всего только сами китайцы. Второй круг был населен «полуцивилизованными» (неужели «полудикими» — дело вкуса) народами. У сих народов образованные люди также владели человеческой (ведь есть китайской) речью и следовали заветам Конфуция, же простонародье жило по старинке и оставалось, таким образом, дикарями. Властители сих стран сами правили своими невыгодный совсем очеловечившимися подданными, но ото них также ожидалось, что сезон от времени они будут обозначать свою покорность Императору Вселенной. Присутствие этом на практике эти страны пользовались широчайшей автономией, которая чуть-только ли отличалась от полной независимости. В эту вторую группу входили корейцы, японцы, вьетнамцы, а опять же некоторые иные народы Северного и Юго-Восточного Китая. Перед разлукой, третья группа включала в себя безнадежных дикарей, которые, начальственно говоря, не являлись людьми в точном смысле болтовня: древнекитайского они не знали, Конфуция неважный (=маловажный) почитали и правильных, Конфуцием предписанных, ритуалов малограмотный соблюдали. К этим народам относились тибетцы, индийцы, арабы, русские, немцы — формуляр можно продолжать до бесконечности. Продолжительность от времени эти народы и посылали правителям Китая дань, однако всерьез они не воспринимались. Действительно, в столице Империи отлично понимали, чисто ни о каком управлении «варварами» речи никак не идет. Однако их явное непослушание всерьез не огорчало императора и его дворик: ведь речь шла о жалких дикарях, у которых «чуть только облик как у людей, а душа и голова — как у птиц и диких зверей». Быть этом важно, что вся государственное устройство не была «расистской» в нашем нынешнем понимании: в случае если дикарь выучивал «правильный» язык и осваивал «правильную» культуру, его считали целиком и полностью человеком, но отношение к его непросветившимся соплеменникам с этого не менялось. Этнические арабы, персы, пуштуны, без- говоря уж о японцах или корейцах, нередко сдавали государственные экзамены, получали чиновничьи должности и делали успешные карьеры в бюрократическом аппарате китайских империй.

Впрочем надо помнить, что вся буква стройная иерархическая система являлась, в многом, фикцией, что до некоторой степени понимали и самочки ее участники и идеологи. Зависимость и «полуцивилизованных», и, особенно, «диких» стран через китайского императора носила символический настойчивость. Ожидалось, что они время через времени будут отправлять в Китай посольства с данью и выражением своей преданности императору. В отчет. Ant. вопр китайский двор отправлял «пожалования», которые числом цене, как правило, примерно соответствовали «дани». Словеса шла, таким образом, об обычной межгосударственной торговле, токмо слегка прикрытой соответствующими идеологическими декорациями. Умереть и не встать внутренние дела «данников» китайцы общепринято не вмешивались, да и на их внешнюю политику в отрыве влиять не пытались. Поэтому принятое для Западе описание этих отношений что «вассалитета» не совсем верно: конфуцианский «вассалитет» означал куда-либо большую автономию, чем вассалитет в средневековой Европе. Про китайских идеологов вполне хватало тех протокольно-ритуальных жестов, которыми иноземные правители выражают свое внимание императору. Если требовалось что-ведь более серьезное (например, участие в военных кампаниях империи, рассредоточение китайских гарнизонов), то эти вопросы обсуждались вразброд, и становились предметами вполне обычного дипломатического торга, для который фикция вселенской власти императора пожалуй влияла не больше, чем католические догматы — возьми отношения между европейскими суверенами. Малограмотный слишком полагались на идеологию и в отношениях с кочевыми племенами Великой Степи. Присутствие всей своей отсталости, эти племена вплоть вплоть до массового распространения ручного огнестрельного оружия представляли грозную военную силу и близ случае вполне могли организовать крупное вмешательство в Китай, а то и вообще захватить его. Следовательно отношения с ними строились по обычному в таких случаях принципу — «разделяй и властвуй» (в китайском варианте сие звучало несколько иначе — «управляй варварами с через [других] варваров»). В отношениях с ними весь разговоры о «почтительно прибывших данниках» относились к области внутренней пропаганды, призванной закреплять в подданных Империи веру в ее всемогущество.

Вообще говоря, идеологизация отношений то и дело бывала односторонней — китайские дипломаты вели приманка протокольно-ритуальные игры и тогда, нет-нет да и их иностранные партнеры вовсе никак не собирались им подыгрывать. Вплоть предварительно середины XIX века китайские чиновники объявляли данническими миссиями любые иностранные посольства — неоднократно без ведома самих послов либо против их воли. Так, хоть (бы), в 1793 г. на корабле лорда МакКартнея, первого британского посла в Небесная империя, китайские чиновники установили огромное регалии с надписью «Дань от правителя Англии». Присутствие императорском дворе от посла потребовали, так чтобы тот совершил коу-тоу, так есть трижды распростерся ниц преддверие императором. Гордый потомок шотландских лордов счел сие требование покушением на достоинство английского монарха и отказался ото коу-тоу. В итоге первые серьезные англо-китайские собеседование в основном свелись к поискам взаимоприемлемой стать поклонов (кстати сказать, русские послы в томик же XVIII столетии проявляли большую приспособляемость: они соглашались на коу-тоу, однако предусмотрительно не сообщали об этом в своих отчетах в Петроград). Домой МакКартней вернулся с большим письмом через императора Цяньлуна, которое, в частности, гласило: «Я, Император волею Неба, даем завет правителю Англии отметить наши хлопоты. Хотя Ваша страна находится ради далекими океанами, Вы склонили мотор в сторону цивилизации и специально направили по прошествии почтительно преподнести государственное послание. Переплыв моря, спирт прибыл ко двору, преклонил колени и преподнес поздравления за случаю дня рождения императора. Тем была показана Ваша задушевность».

С другой стороны, отдельные ушлые торговцы с давнего времени научились доить (как козу) прибыль из конфуцианских идеологем. Объединение купцов из дальних стран на (веки (вечные могла объявить себя «послами с данью» — и замышлять на охрану, благосклонное отношение чиновников и, (без, на щедрые подношения императора. Вот п китайские хроники пестрят упоминаниями о посольствах изо дальних стран, о которых в этих странах далеко не имели ни малейшего представления. Как например, упомянутое в китайских текстах начала нашей эры «легация» из Римской Империи было, скорешенько всего, подобной аферой группы предприимчивых римских купцов.

Главной целью всей системы, в качестве кого считалось, было поддержание мира кайфовый всем мире (по крайней мере, в мире цивилизованном). Военное действие в конфуцианской культуре не было окружено тем умиленно-героическим ореолом, который существовал окрест него в Европе Средних веков (так точно и начала Нового времени). Наоборот, брань и армейская служба считались, как обыкновение, занятием достаточно постыдным, о чем напоминала китайская прибаутка «Из хорошего железа не куют гвоздей, восхитительный человек не идет в солдаты» (знамо, были и исключения из этого убеждения — например, самурайская Япония). Подразумевалось, чего император должен своим личным примером и своей магической преблагой силой «дэ» усмирять неразумных варваров и являться источником их к повиновению цивилизации. В целом, в сущности, конфликтов на Дальнем Востоке было много меньше, чем в непрерывно сражавшейся Европе, и в качестве возмутителей спокойствия быть этом часто выступали народы, к конфуцианской цивилизации безвыгодный относящиеся (обычно — кочевники степей). Мало-: неграмотный было на Дальнем Востоке и обычного с целью европейского права представления о войне точь в точь о столкновении равноправных противников, как о своего рода дуэли двух государств. Ибо система международных отношений носила иерархический направление, то вооруженное выступление против занимавшего больше высокое положение государства приравнивалось к бунту. Точно, когда, скажем, кочевники вторгались в Небесная империя, это означало, что «варвары» забыли свое околица и подняли мятеж против сына Неба. Прогулка против них, соответственно, являлся едва только полицейской акцией, а никак не войной в западном понимании. С иной стороны, сами «бунтовщики» могли изображать на вполне конфуцианскую и официально признанную доктрину Человек-цзы, которая обосновывала право получи восстание против неправедной власти.

Кончено соседи Китая, среди которых преобладали «полуцивилизованные» (в таком случае есть принявшие конфуцианство) народы, должны были настраивать свою внешнюю политику к этой конфуцианской внешнеполитической доктрине. Реагировали они сверху нее по-разному. В некоторых случаях (в Японии, примерно сказать) местная власть, при всем уважении к конфуцианству и китайской учености, императивно отказывалась признавать китайского императора Повелителем Вселенной — все же, особо не афишируя этот отречение. В этих странах тогдашние политтехнологи никак не уставали заявлять, что их собственные правители вничью не хуже (и даже, если прикинуть, лучше) китайских. В других же случаях местные властители соглашались сверкать по китайским правилам, и притворяться — начистую или не совсем — что они из всех сил стараются цивилизоваться и со во всем почтением относятся к свету разума и культуры, который-нибудь сияет, конечно же, из дворца китайского императора. За этому пути пошла например, Чосон, которая на протяжении веков была образцовым вассалом китайского императора.

Подчиненность Кореи от Китая в основном вырадалась в протокольно-символических актах. В частности, считалось, будто китайский император утверждает нового корейского короля. Между тем на деле это утверждение вничью не отличалось от, скажем, «утверждения» нового британского актер-министра королевой. Китайский император нехитро автоматически утверждал ту кандидатуру, которую ему представляли самочки корейцы — даже если новый заведующий вступал на престол в результате дворцового переворота аль при иных сомнительных обстоятельствах. Верно так же — автоматически — проходило формулировка правителей и иных вассальных государств. В довершение всего того, Корея отправляла в китайскую столицу регулярные посольства, в соединение которых входило обычно 100-200 индивид(уум). Эти посольства посещали Китай три раза в годик: на новый (лунный) год, получай день рождения императора и на сутки рождения наследника престола, и их задачей было дача дорогих подарков по этим знаменательным датам. В отказ китайская сторона вручала «пожалованиями», которые сообразно цене примерно соответствовали «дани». Китайские посольства посещали Сеул стократ реже — по случаю вступления держи престол нового монарха или назначения наследника, а равно как в случае каких-то особых ситуаций. Местопребывание этих посольств обставлялось с большой помпой, магнат и высшие чиновники выражали посланцам Императора свое благоговение, устраивали для них банкеты и увеселения, подносили подарки.

За всем тем помпа эта сопровождалась и иными мероприятиями, которые каждый сам по себе не афишировались. Перед прибытием послов правительственные инструкции напоминали чиновникам, что-нибудь распускать язык в присутствии иностранцев никак не рекомендуется. В частности, на протяжении приближенно столетия Корея скрывала тот фактик, что наряду с китайским законодательством у нее имелся и принадлежащий кодекс законов — «Кёнгук тэчжон». Любое экземпляры этого кодекса требовалось запрятать подальше, чтобы они часом приставки не- попались на глаза послам. Нет-нет инструкции требовали, чтобы стены помещений, в которых хорэ останавливаться китайская миссия на пути в Сеул, оклеивались как чистой бумагой. Дело в том, почто бумага тогда была довольно просёлок, и в качестве обоев в те времена стократно использовали ненужные документы. Тогдашние корейские особисты полагали, что-то некоторые из этих документов вовсе ни к чему видеть представителям союзника.

Весь эта система ритуальной, иерархической дипломатии, засучив рукава проработав почти полтора тысячелетия, была сметена европейским колониальным вторжением. Воистину, некоторое время дальневосточные дипломаты всё ещё ловили кайф от того, заставляя неразумных западных варваров осуществлять те или иные протокольные формальности таким образом, дай тебе незаметно для самих варваров подчеркивалась их подначальность от Империи. Однако в эпоху броненосцев и железных дорог сии развлечения уже ничего не меняли.