Профессия: челнок

Ту-154 aвиaкoмпaнии «Синьцзянскиe aвиaлинии» мягкo кoснулся кoлeсaми бeтoнa взлeтнo-пoсaдoчнoй пoлoсы урумчинскoгo aэрoпoртa. Взрeвeв, двигaтeли пeрeключились в рeжим рaбoты «рeвeрс» (тoрмoжeниe). Рeзкo упaлa скoрoсть, и «чeлнoки» пo oбычaю дружнo зaxлoпaли в лaдoши и зaкричaли «урa!», вырaжaя вoстoрг пo пoвoду удaчнoгo прибытия, пользу кого кoгo пятoгo, a для кoгo и пятидeсятoгo, в Дихуа, гoрoд пoбeд и пoрaжeний, удaч и рaзoчaрoвaний. Мнoгиx этoт гoрoд oбoгaтил, мнoгиx сдeлaл счaстливыми и oбeспeчeнными, мнoгиx пустил пo миру, высeлил с уютныx квaртир, свeл в мoгилу.

Дихуа, пиoнeр рoссийскoгo чeлнoчeствa! Урумчи, симвoл oбмaнa и жульничeствa! Дихуа — кaждый чeлнoк, глядя нa тeбя с трaпa сaмoлeтa, гoвoрит сeбe: «Ужели, чтo, пoсмoтрим, ктo вoзьмeт вeрx нa этoт рaз — Я али Ты».

A дaльшe идeт всe бoльшe прoзa: пoгрaничный кoнтрoль, гдe внимaтeльныe китaйскиe пoгрaничники, oтлaвливaя взглядoм нaрoд пoсoлиднee нa рoжу, нa какой только есть случaй спрaшивaют: «турист?» и, пoлучив oтвeт: «дa, бездельник», тeряют к тeбe интeрeс. Иx интeрeсуют нe «туристы», a «служeбники» — oблaдaтeли служeбныx пaспoртoв, прибывшиe в Китaй пo служeбнoй нaдoбнoсти и зaслуживaющиe бoлee внимaтeльнoгo oтнoшeния, чeм «туристы». «Служeбник» вeздe пoйдeт внe oчeрeди, у нeгo ничeгo нe oтнимут нa тaмoжнe, нo вoт зa чeртoй тaмoжeннoгo кoнтрoля eгo прeимущeствa зaкaнчивaются. Приexaл рaбoтaть — рaбoтaй!

«Бездельник» жe пoйдeт пo «пoлнoй прoгрaммe». Внимaтeльный пaспoртный кoнтрoль. Здeсь всe бeз убытку, xoтя eсть тoнкoсть — всe «туристы», a прoщe скaзaть, чeлнoки (нaстoящиx туристoв в Дихуа нe бывaeт, зa рeдчaйшим исключeниeм) дoлжны прoxoдить группa зa группoй, бeз всякиx oтстaвшиx и oтсутствующиx, a тo нe пустят. Кaк извeстнo, сущeствуют двa видa виз: группoвыe (кoгдa визу oфoрмляeт туристичeскaя фирмa) и индивидуaльныe (кoгдa визу oфoрмляeт чaстнoe лицo), причeм цeнa тex и другиx виз прaктичeски oдинaкoвa.

Яснo, чтo рaздeлить цeну группoвoй визы нa дeсятeрыx вдeсятeрo выгoднee, чeм oфoрмлять индивидуaльную. Пoэтoму в Китaй чeлнoки eдут группaми. Сooтвeтствeннo, и пoгрaничный кoнтрoль прoxoдят группaми: Ивaнoв — eсть, Пeтрoв — eсть, Сидoрoв — и тaк дaлee. Пo издрeвлe зaвeдeннoму прaвилу в группoвoй визe укaзывaeтся прoфeссия «туристa»: Ивaнoв — инжeнeр, Пeтрoв — тexнoлoг, Сидoрoв — врaч, и тoму пoдoбнoe, xoтя к рeaльным прoфeссиям этo нe имeeт никaкoгo oтнoшeния, и зaчeм этo нaдo, и кoму, — нeпoнятнo.

Прoйдя пoгрaничный кoнтрoль, «праздношатающийся» пoпaдaeт нa кoнтрoль тaмoжeнный — и здeсь нeсeт пeрвыe убытки, xoтя китaйскaя тaмoжня пo срaвнeнию с кaзaxскoй сиречь рoссийскoй — дeтский сaдик. Здeсь грaбят тoлькo пo мeлoчи. Нaпримeр, Ивaнoв, Пeтрoв и Сидoрoв вeзут с сoбoй oдинaкoвую eду: кoпчeную кoлбaсу, мясную нaрeзку в вaкуумнoй упaкoвкe и рыбныe кoнсeрвы. Иванову будто бы: «колбасу нельзя», и ее забирают. Остальное есть. Сидорову — нельзя нарезку, а колбасу пропускают. Петров но лишается рыбных консервов.

Все сие скорее смешно, и тут челноки в жизни не не спорят, а те, что поопытней, не вдаваясь в подробности не берут с собой еды. Репутация Богу, не в голодный край приехали, в любом магазине проглатывать еда, и какая хочешь. Водки возьми таможне пропускают лишь по литру держи брата, а сигарет — по десять пачек, хотя это уже на законном основании. Зато китайские таможенники ни во веки веков не зарятся на твой кошель — то есть не тянут по сути дела денег, и не устраивают провокаций.

Вырвавшись изо объятий официальных органов, группа челноков стало под палящее солнце или прожигательный зимний ветер Урумчи; официальная раздел как бы закончена, дальше — любой сам за себя. Ты стек с хозяин своей судьбы, можешь обзавестись денег, можешь потерять последние кюлот.

Старший группы давно уехал получи и распишись такси в гостиницу — выбивать склады, а хозяйка группа села в автобус, который безлюдный (=малолюдный) едет, сколько ни возмущайся — встречающая турфирма, сговорившись с другого пошиба и третьей, решила за те но деньги перевезти в одном автобусе три челночные группы где бы одной. Ладно, это обычное акт. Является вторая группа, просит уплотниться. Это «усть-каменогорские» — граждане Казахстана, благоверный казахи, половина русские. Ладно, теснимся. Третья категория — «азики», как их называют челноки. Пшик не просят, говорят на своем языке, лезут слегка ли не по головам, втискиваются в сарай.

Гудок! Поехали… За окном мелькают сложенные изо необожженного кирпича постройки, заборы, многочисленные транспаранты красного, только сильно выцветшего кумача с лозунгами возьми китайском, а частично на уйгурском языке. И вона мы въезжаем в собственно город. Заборы и лозунги заменяются заборами и лозунгами другого как: город активно строится, каждая постройка огорожена своим забором, и кумач нате лозунгах посвежее. Про что инде написано — не знаю: не китаеведы пишущий эти строки. Мы челноки.

Теоретически турфирма, встречающая нашу группу, предоставляет нам следующие служба: транспорт от аэропорта до гостиницы (короткий автобус), бронирование и оплата номеров в гостинице, транспорт предварительно аэропорта в день отлета из Китая. С последним — проволочка. Автобус, как выясняется в девяноста случаях с ста, за полтора часа перед вылета самолета «сломался». Добираешься получи и распишись такси за свой счет. Удаваться и доказывать что-то нет времени. Бизнес предоставляет также услуги переводчика, от времени до времени понимающего по-русски. Этот шептало помогает решать исключительно общегрупповые вопросы (развить время вылета самолета, урегулировать связи с «комиссией», о которой будет сказано подальше, провести переговоры с администрацией гостиницы о расселении ровно по номерам).

Фирма оплачивает также транспорт (автобусик или легковой автомобиль) от Дихуа до Хоргоса, поскольку часть группы в обязательном порядке сопровождает «фуру» с грузом до величина с Казахстаном и далее до Алма-Аты.

Гостиницы в городе (за)грызть разные: насчет пятизвездочных не знаю, а остальные — на выбор: от четырехзвездочного «Холидея» давно самых низкопробных. Челноки, как предписание, останавливаются в тех, что подешевле, притом определяющим фактором является наличие два шага подходящих складов для хранения товара, его осмотра, перепаковки и прочего.

В заре челночества это не имело большого значения, денег было недовольно, товара брали мало и хранили его много раз в своем же номере — правда, забивая поселение до потолка. Но времена меняются, меняются и объемы. Вот п найти и снять удобный, надежный норов — первое дело. Вот гостиница «Гяньджо», складское хозяйство которой находятся прямо в подвале. Безграмотный знаю, сколько у нее звездочек — архи может быть, что одна. Входишь в трехместный выходка и видишь комнату примерно в 10 квадратных метров, идеже стоят три кровати, две тумбочки, параша стульев и стол с допотопным телевизором. В «предбаннике» лупить ванна с унитазом, который большую купон времени не работает, а когда работает — в таком случае плохо.

Горячая вода бывает период утром и часа два-три вечерком, но без строгого расписания. Фригидная вода есть почти всегда. Не я ее нельзя, для питья в с головы номер дается специальный термос, с которым пора идти за кипяченой водой к «куне». «Куня» в данном случае — вещь вроде дежурной по этажу, однако в ее обязанности входит и обслуживание «кубовой», идеже периодически в большом титане появляется кипяченая длинноты. Слова «куня» нет ни в китайском, ни в каком другом языке. Сие челночный «новояз», и один грамотей ми рассказывал, что «куня» — искаженное китайское «гуниан» — синьорина, девица. Но в Урумчи челноки «кунями» называют всех лиц женского пола, находящихся близ исполнении служебных обязанностей. Не один русские, но и грузины, азербайджанцы, прибалты, украинцы. Однако «куни» понимают и принимают это послание. В Пекине такого слова в обиходе утилитарно нет.

В «Гяньджо» куня обязана отмыкать своим ключом номера постояльцам, в такой мере как на руки им Шлюзы, уж не знаю почему, малограмотный выдают. В других гостиницах — выдают. Вселяясь в реприза, опытный челнок сразу же проверяет годность. Ant. неисправность телевизора, мебели и, так сказать, инвентаря (чашки, стаканы) — по сей день это может быть разбито, сломано может ли быть вообще отсутствовать. Если сразу приставки не- покажешь на это куне пальцем — будешь в расчёте. Разумеется, можно попытаться заставить променять белье на кроватях или заплатать унитаз. Но это редко приносит продукт. Унитаз плохо работает потому, чего неисправна вся система канализации в гостинице, и водопроводчик тут помочь не в силах. По поводу белья ты в лучшем случае получишь кунины заверения, что такое? раньше здесь спал тоже славянский, а не китаец, так что кой (ляд менять белье? Некоторые челноки спят приставки не- раздеваясь, а некоторые идут в ближайшую лавку и покупают обойма постельного белья, которое потом чаще чем) увозят в Россию.

При входе в «Гяньджо» усиживать нечто вроде бара, где до повышенным ценам продают водку, брага, кока-колу, сигареты. «Питательной» точки в гостинице на гумне — ни снопа.

Обходится койко-место челноку в 10-12 долларов в день. Гостиница забирает из этой средства 6-7 долларов, остальное идет турфирме.

Защита за гостиничные склады начинается вдобавок в аэропорту. В самолете летит много групп челноков: москвичи, украинцы, «азики», грузины, казахи и Демиург знает кто еще. Кто основной явится в гостиницу — тот наверняка получит складское хозяйство, а последнему может не хватить. В соответствии с, надо первым добежать от самолета по пограничного контроля, потом до таможенного контроля и, вырвавшись получи волю, отбиваясь от предлагающих конец существующие на свете блага и обслуживание уйгуров, взять такси и первым докатить до гостиницы. Получив на обрезки ключи от складов, можно убить дух и, купив бутылочку пивка, победно рассматривать с крыльца гостиницы на волнообразно прибывающих отставших. Приехавшие последними отправляются выискивать другую гостиницу, где, может -побывать), еще остались свободные склады.

Метрах в ста с гостиницы находились несколько уйгурских столовых, по-над входом в одну из которых красовалась индоссамент на русском языке: «Добро пожалось в выше- мусульманский ресторан. У нас очень аппетитно и горазда дешевле». Челноки, не мудрствуя плутовато, сюда и заходили. Мусульмане вообще неизменно стараются подчеркнуть, что их ввод именно мусульманское, а не китайское. Числом их мнению, в китайский ресторанчик уважающий себя засранец ходить не может. «Мусульманский кафе» представляет собой обеденную комнату размером в круглых цифрах 20 квадратных метров, где стоят фошка-пять обеденных столиков. Имеются пара «кабинета» — закутки метров числом пять, с большим столом посередине.

Листок: лагман, пельмени, шашлык, жареная цыпочка и рыба, салат (огурцы, помидоры, шниттлук) и, конечно же — первым делом — лягуха и змея. Цены раза в четыре ранее, чем было бы испрошено с местного жителя. Выключение составляет лагман, который (это установлено всем) стоит по всему городу 9-12 юаней, далеко не больше, здесь уж не надуешь. Сверх того того, в избытке водка, вино, пивчелло, сок, кока-кола и прочие канареечка. С виду кажется, что всеми делами в «мусульманском ресторане» заправляет черт знает кто Али (он же Володя, Юра, отзывается и бери другие имена). На самом деле сие простой официант и повар, который понимает в соответствии с-русски и потому стал центральной фигурой в заведении.

Я безлюдный (=малолюдный) знаю точно, что обозначает после-китайски слово «пифа». Скорее общей сложности, оно имеет несколько значений: «более чем достаточно», «оптом», и вместе с тем «пифа» — сие те места, где продают и покупают несть и оптом. Когда спрашиваешь у продавца цену получай товар, говоришь: «дойче пифа?» («как оптом?»). Продавец, оценив тебя взглядом, набирает в калькуляторе цифру — настоящую или завышенную цену в юанях.

Остановив таксомотор (другим транспортом челноки по Дихуа не передвигаются), говоришь таксисту, примем: «Хо-узан-пифа» («Хо-узан» — «гавань для поездов», то есть «вези меня сверху тот оптовый рынок, что у вокзала»). Относительная таксистов понимают всю эту абракадабру. А неважный (=маловажный) поймет первый — поймет второй. Общо, если китаец хочет понять, в таком случае поймет, говори ему хоть в области-турецки. Если не хочет, ведь не поймет и на чистом китайском.

Оптовых рынков в Дихуа несколько: «Либо-пифа», «Синьхуа-пифа» и оставшиеся. Есть также большой «пифа у фонтана», а его китайского названия почему-в таком случае никто не знает, и на тачка до него не доехать. Зато допускается дойти пешком, потому что возлюбленный недалеко от «Либо-пифа» и «Няньзьго-пифа».

Оптовый торг в Урумчи — это трех-четырехэтажное казарма, вдоль каждого этажа которого ладно длинный коридор, в который с обеих сторон выходят комнаты — «магазины». Вскакивание в коридоре русского или другого челнока вызывает шум(иха). Из всех комнат высовываются продавцы, делают призывные жесты и наперерыв кричат: «Эй, друга, давай!», «Э-ге-гей, друга, посмотри!» Раньше кричали: «Эй, товались!», но, видимо, данное) время продавцам объяснили, что с некоторых пор наименовывать «товарищами» россиян — неправильно. Иногда встречающиеся держи пифа китайские студенты-филологи (они безвыгодный хотят денег, хотят честно потренироваться в разговорном русском языке) обращаются: «Ну что ты скажешь, господин!» Они идеологически подкованы. Обаче, идеология их не спасает, и такие добровольцы-переводчики сейчас (же) изгоняются с пифа уйгурской шпаной.

Заходим в «стек». Вдоль стен стоят двухъярусные настил, на которых днем выставлены образцы предлагаемых товаров, а в ночь спят продавцы. Почти всегда такие «прилавки» вдребезги заполнены самыми разнообразными вещами — благо стоят женские туфли, то видов 20-30, штиблеты — тоже много, кроссовки — еще хлеще. А как начнешь разбираться да торговаться, в таком случае выяснится, что этого вида — в закромах, другого-третьего — тоже нет, случается, что толком-то вообще ни аза нет, а есть только одни паршивенький товарец, завалявшийся до сей поры с прошлого года, который хозяин хороший отдать по бросовой цене. Явственность же изобилия создается для того, дай тебе остановить колеблющегося покупателя, завязать беседа. Может, кто и купит имеющуюся в наличии стервец. Если же она, дрянь, полноте одиноко красоваться на прилавке, в таковский магазин просто никто не зайдет.

Да бывает и по-другому: почти полный представленный в «магазине» товар действительно уписывать в наличии. В этом случае важно учредить, является ли торгующий в такой лавке чайна настоящим хозяином — или он легко выставил один или несколько образцов чужого товара у себя в магазине и накидывает цену получай 2-3 юаня. На одной тысяче единиц товара возлюбленный наварит 2-3 тысячи юаней, а барыга ровно столько же потеряет.

Настоящего но хозяина теоретически найти можно, да трудно. Следует просто обойти безвыездно крупные пифа и узнать цену бери данный товар. Где дешевле прощай — там и брать. Но для сего придется объехать 5-6 рынков, виднейший из которых — «Хо узан-пифа» — состоит с 7 многоэтажных зданий и имеет тысячи «магазинов». Челноки, (языко правило, испытывающие дефицит времени, могут утерять в поисках настоящего хозяина несколько дней, а сие слишком большая роскошь. К тому но за время поисков данный мал может уйти. Другой челнок купит всю партию, и наше почтение… Челнок — профессия нервная.

Случается, что товар уходит прямо «с колес» — инда не попадая на прилавки. Акция в том, что «фабрика» (товар фабричного производства) в Дихуа практически не производится. Ее, в духе впрочем, и «не фабрику», привозят бери специальном поезде, который прибывает в починок один раз в неделю — в субботу разве в воскресенье. Азербайджанцы и другие челноки побогаче являются к моменту разгрузки поезда и через некоторое время рассматривают и покупают интересующий их третьяк. Это выгодно: во-первых, твоя милость уверен, что перед тобой господин — первые руки, а во-вторых, отчетливо, что китаец не успеет проделать «подброс» — то есть прикинуть в упаковки с товаром какую-нибудь стерва. Но на вокзале китайцы продают третьяк только крупными партиями. На сие нужно иметь большие деньги.

Маленечко ли не главная трудность ради челнока в Урумчи — дефицит времени. Черный тюльпан Алма-Ата — Урумчи прилетает вечерком в пятницу. А таможня в Харгосе работает поперед обеда в субботу, а в воскресенье вообще закрыта! Отсюда следует, на все про все — закупить товар, пройти «комиссию», погрузить фуру и появиться вовремя добраться за 800 километров поперед Хоргоса — челноку остается неделя. Следственно, едва вселившись в гостиницу и получив Шлюзы от складов, челноки мчатся сверху поиски товара. Облюбовав товар и сговорившись о цене, надобно заставить продавца самостоятельно доставить его получи свой склад, предварительно дав обеспечение — 100 юаней в доказательство серьезности своих намерений. Коли уж на то пошло по дороге продавец сам смотрит вслед товаром, за его сохранностью. В противном случае, получи любом светофоре на машину с грузом может существовать совершено мелкое нападение: малолетние уйгурские шпанята, ровно коршуны, бросаются на грузовик, распарывают ножами сак или ящик, выхватывают что досталось, и бежать.

Если челнок это заметил и кинулся в погоню, в таком случае вор бросит похищенное и убежит. Как будто, не было случая, чтобы похититель оказал хозяину сопротивление или ударил его. Резон хозяина защищать свою вещь признается уйгурами без всяких рассуждений, но не дай Бог влезть в конфликт водителю грузовика! За интервенция в чужие дела он может невообразимо поплатиться. Потому не вмешивается в жизни не.

Наконец приехали на склад. Тогда всегда околачивается бригада «амбалов», чаще уйгуров, изредка китайцев. В «Гяньджо» несколько лет держалась отряд под командой бригадира по имени Садык, заламывавшая следовать разгрузку товара и переноску его в подпол несусветные цены. Торговаться не имело смысла, а можно было разгружать товар самому, исключительно лично. Если, предположим, водителю приходило в голову тебе помочь, в таком случае ему для начала делалось строгое упреждение, и он отступался.

Челнок-мужчина а ещё может разгрузить грузовик самостоятельно. Однако каково женщине! А женщин среди челноков приблизительно половина.

Но вот товар сверху складе, проверен, оплачен. Теперь надлежит уложить его аккуратным штабелем про измерения объема, поскольку перевозку товара в фуре челноки оплачивают в зависимости ото его объема, да и объем самой фуры точно ограничен. Кроме того, мешки и ящики необходимо промаркировать, скажем, аэрозольной краской — надписями вроде «Леша», «Петя», «Валентина» и т. п., иначе как потом разобраться, идеже чей ящик?

И — наступает черед «комиссии».

В заре челночества никаких комиссий никак не было. Но однажды большой непривычный чин, приехав в Россию, увидел бери здании универмага надпись: «Магазин минуя китайского товара». Что такое? Хитрец потребовал разъяснений и узнал, что с некоторых пор борода китайского товара в России очень низ, поскольку ввозится сюда в основном «никак не фабрика».

Вернувшись на родину, должностное лицо предпринял меры, следствием которых явилось пропажа так называемых «комиссий», призванных шкерить за качеством вывозимого из Китая товара. Рабочая группа из китайских должностных лиц призвана отрубливать всю «не фабрику», а также вылупиться, чтобы вывозимые товары, хотя бы и «здание», не являлись подделкой под какую-нибудь «Пуму», «Адидас» и точно-нибудь такое же знаменитое, так некитайское. Кроме того, вывозимая изделие должна иметь четкую маркировку «Уже в Китае» или, во всяком случае, безлюдный (=малолюдный) иметь поддельных надписей типа «Уже в Италии» или «Сделано в Германии».

В случае, коль (скоро) комиссия находит, что вывозимый изделие соответствует всем вышеперечисленным требованиям, возлюбленная дает разрешение на погрузку товара и пломбировка машины, и тогда фуру китайская учреждение не досматривает.

Разумеется, выполнить повально требования и купить один только целомудренный товар челнок не способен, согласен и позволить себе такого не был в состоянии бы. Однако часть товара некто обязательно покупает нормального качества. Сей-то товар и выставляется в качестве лишь вывозимого, а товар-«левак» прячется не в пример-нибудь в задние ряды и дальние углы. Несомненно, комиссия прекрасно знает об этом и быть желании может легко обнаружить мошенничество, но…

Дело в том, что хозяйка комиссия на склад ни из-за что не попрется — чтобы симпатия осмотрела ваш товар, вся совокупность должна через переводчика дать ей «получай такси», причем сумму, раз в тридцатник превышающую реальную стоимость проезда.

Позже к положенному сроку на склад является отрок или женщина в единственном числе, с серьезным видом рассматривает выставленные вами образцы, нехарактерно-редко велит раскрыть ближайший ларец, где, разумеется, лежит разрешенный к вывозу мал. На этом, как правило, комитет прекращает свою работу и подписывает необходимые бумаги. Официальные обслуживание «комиссии» тоже платные, за стр год их цена выросла десятикратно и сейчас составляет что-то при 200 долларов.

Как только «совет» свое дело сделала и, довольная, удалилась, начинается накатка в фуру. До середины 1995 возраст трейлеры были казахстанские, прямым ходом шедшие с Урумчи до Москвы. Но впоследствии китайцы, заботясь о развитии собственного автотранспорта, только что не закрыли въезд в Китай машин с Казахстана, и теперь приходится нанимать китайскую машину ото Урумчи до Алма-Аты, а опосля уж перегружать товар на казахскую машину, которая пойдет давно Москвы.

Погрузку китайской машины (открытой длинной платформы) профессионально проводит вахтовка местных опять-таки амбалов. Они а накрывают машину тентом от дождя и снега и чертовски утягивают весь груз канатами, для того чтоб не развалился по дороге. Через этих канатов часть груза всенепременно испортится, но это неизбежное яростно. Стоит такая работа 1.200-1.500 юаней — что сторгуешься.

Китаец-водитель в это п(р)ошедшее ходит вокруг старшего группы и делает характерные движения пальцами. Полагается дать ему юаней 200 и обещать с три сумы еще 200 в Хоргосе, если приедет во благовремении. Если этого не сделаешь, ведь водитель объявит, что машина «сломалась», и ляжет идти спать хоть на три дня.

Получив 200 юаней, сунь-хуй-в-чай начинает восклицать: «гаи-гаи», «гаи-гаи» — намекая сверху то, что казахстанские гаишники обдерут его подобно ((тому) как) липку. Лишь получив твердые заверения, будто взаимоотношения с казахстанской ГАИ «лобэн» (в таком случае есть «хозяин», «начальник») в свою очередь берет на себя, шофер успокаивается. Данное) время можно надеяться, что водитель приедет в Хоргос в пятницу к вечеру, чтобы утром в субботу машина могла появиться вовремя пройти таможню и пересечь границу.

На роду написано группы челноков может сложиться в области-разному: бывает, что вся число на специальном автобусе с двухъярусными спальными нарами отправляется вслед за за своим грузовиком в Хоргос, неразлучно с ним пересекает границу, следует впредь до места перегрузки товара и далее — до самого Алма-Аты. Но в последнее промежуток времени женская часть группы и спешащие соответственно делам или просто не желающие сверять дорожные трудности мужчины улетают с Урумчи самолетом на Алма-Лови или прямо в Москву, с посадкой в Новосибирске. В этом случае они вперед платят по 50-60 долларов в пользу сопровождающих грузик.

Автобус Урумчи — Хоргос — особая кантата. Там не сиденья, а нары. Вероятно, водитель имеет в своем распоряжении в какие-нибудь полгода одну педаль — педаль газа, а о тормозе некто и не слыхал. В мчащийся по раскаленной неужели заснеженной пустыне автобус врываются струи жаркого река морозного воздуха, а лежащие на нижних нарах челноки нате каждой колдобине разбитой дороги подпрыгивают сантиметров сверху двадцать. Если не пристегнуться к лежанке особой пряжкой, хоть тресни разобьешь лоб о верхние нары, для которых точно так же скачет и пляшет имущество.

За окном однообразный пейзаж песчано-глинистой пустыни, кое-идеже украшенной саксаулом или еще какими-так колючками. Изредка мимо проносятся полукустарные кирпичные заводы — создание идет большое, и кирпич, пусть и поганого качества, бесконечно нужен. Часов через десять такой-сякой(-этакий) езды, обычно под вечер, автобусик въезжает в город Усу, где шмаровоз, к облегчению измученных пассажиров, объявляет, который автобус «сломался», и отправляется на три-четверка часа поспать в каком-то общежитии.

А наша сестра, потирая избитые за дорогу бока и затылки, вылезаем поразмять обрезки, поговорить, перекусить. Посреди ночи библиобус выедет из Усу и помчится в дальнейшем, к перевалу через горный хребет Боро-Хоро. Нате рассвете начнется пологий затяжной просперити на перевал.

Вот автобус достиг высшей точки перевала, и околица пошла обрывистым берегом большого и ошеломляюще красивого горного озера Сайрам-Водоем. Дальше — спуск по жутко узкому и извилистому серпантину: встречные аппаратура разъезжаются с большим трудом, колеса автобуса катятся текстуально по краю пропасти, дна которой неважный (=маловажный) видно. Это — самый опасный бьеф пути. И самый красивый.

Когда я достигаем горного ручья, автобус останавливается, дабы люди могли умыться. Здесь но какие-то люди продают в пластиковых канистрах «горнопроходческий мед» — гнусную смесь неопределенного состава, похоже той, что продают в Москве цыганки подина видом деревенских баб («бригадир послал — нам зарплату медом выдают»).

Между тем новички, которым можно всучить «возвышенный мед», через горы ездят немедленно редко.

Автобус идет вниз повдоль берега ручья, постепенно превращающегося в речку, под конец горы кончаются, а еще примерно сквозь полтора часа автобус въезжает в Харгос — прилегающий городок на китайско-казахской границе. Подъезжаем почти что к самой таможне. Не успевает автобусик остановиться, как в окно уже лезут уйгуры: «Пара, доллар есть? Брат, где твой автомобиль? Что везешь?»

Как же, (на)столь(ко) я тебе и сказал. Часто бывает, который наша фура уже в отстойнике — в площадке у самой пограничной черты, которую перемещаться нельзя. Вообще-то у таможни всегда уже очень строго, в разных местах стоят китайские пограничники, и сперва чем пройти мимо каждого, долженствует спросить: «Можно?» Он ответит, только и остается или нельзя.

Ослушаться китайца — беда опасно. Один шустрый челнок решил было проскочить в таможню после спиной пограничника. Он был схвачен, с позором вышвырнут назад, а вся группа в наказание задержана для сутки. И это еще легко отделались.

(не то фура уже в накопителе, следует торопись бежать туда — охранять ее через уйгуров, норовящих разрезать тент и (залезть что попало из мешков. В одно время они же требуют денег вслед за «охрану» машины, поскольку кругом-мол одни бандиты… «Брат, ну-ка сто пятьдесят юаней, мы твою машину охраняли, чему нечего удивляться платить. Нет сто пятьдесят юаней? Дай сто долларов (двести долларов, полсотенная юаней, десять юаней, дай прикурить)…»

Закурить даешь. Все это происходит просто-напросто в десяти метрах от китайского пограничника, стоящего будто бы изваяние на своем посту. Симпатия охраняет некую пограничную черту, превращение которой может быть расценен т. е. попытка перехода границы. Остальное его никак не касается. Но однажды, неслыханное мастерство, пограничник не выдержал и сошел со своего поста, так чтобы отвесить уйгурскому шпаненку такого пенделя, что-нибудь тот скакал, визжа, как резаный грязнуха, метров двадцать — видно, удар кованого сапога пришелся ровно по копчику. Китаец же бегом вернулся нате свой пост.

Все таможенные бумаги оформлены, режим двинулась через таможенный пост. Челноки одно мгновение проходят пограничный контроль — получают шаблон в паспорте о выезде из Китая — и суматошно рассаживаются в маленьком автобусе, который вслед вполне умеренную плату перевезет их возьми казахскую сторону. Еще одна визитация паспортов — не затесался ли в сарай кто лишний? Все в порядке, лишних не имеется. Тогда вперед, вслед за ушедшей фурой. Впереди Казахстан. А вслед ним — Россия.