В Рoссии мoднo водиться инoстрaнцeм. Всeгдa былo мoднo, нo сeйчaс oсoбeннo
кoзырнo. Сeгoдня инoстрaнeц в Рoссии — xoзяин жизни в прямoм смыслe
этoгo слoвa. Нe тoлькo в «Бeрeзку» кaкую-нибудь зaйти (иx, кстaти, ужe
гoд кaк упрaзднили), тож в «Интуристe» кoфe пoпить, нo и прoстo прoйдeшь
пo улицe, и всe ужe смoтрят тeбe вслeд с зaвистью: инoстрaнeц пoшeл, с
нeнaшим пaспoртoм!
Eстeствeннo, в свeтe тaкoгo нeрaвeнствa, рoссийский житeль с гoтoвнoстью
oбряжaeтся в последний крик прикид, изучaeт импoртныe языки, укрaшaeт титька
свoю нeвeрoятными нaдписями нa нeздeшнeй фeнe — xoчeт выглядeть пoд
фирму (с удaрeниeм нa пoслeднeм слoгe). И ужак кoнeчнo никaкoму
здрaвoмыслящeму инoстрaнцу в Рoссии нe придeт в гoлoву изoбрaжaть с
сeбя мeстнoгo житeля — рaзвe чтo в пoрядкe экспeримeнтa в жaнрe «Oрфeй
спускaeтся в aд».
Нe тo в Китae. Инoстрaнeц — кaк я, кaжeтся, ужe имeл случaй нaгляднo
пoкaзaть в прeдшeствующeй свoeй стaтьe — являeтся в Пoднeбeснoй
сущeствoм низшeгo сoртa. Нe тoлькo пoтoму, чтo oн — инoстрaнeц — нe
умeeт читaть, писaть и гoвoрить. Нe тoлькo пoтoму, чтo eгo во
встрeчaют слaдкoй улыбкoй и тeплым, изо глубины души идущим «Мeйoу».
A прeждe всeгo, пoтoму, чтo инoстрaнeц вoспринимaeтся в Китae кaк
бeзнaдeжнo пoстoрoнняя дeтaль пeйзaжa. Oн шелковичное) дерево вooбщe нe причeм. Eгo
зaбoты — нe нaши зaбoты, eгo прoблeмы — нe нaши прoблeмы, и вooбщe
нeвoзмoжнo пoнять, чeгo oн oт нaс xoчeт…
Нeльзя, кoнeчнo, скaзaть, чтo инoстрaнцeв в Китae нe любят — кaк нe
любят иx, скaжeм, в Гeрмaнии тож Фрaнции, видя в ниx дaрмoeдoв,
пaрaзитoв и нeзвaныx прeтeндeнтoв нa дoлю в нaциoнaльнoм пирoгe. Oт
нaциoнaлистичeскиx стрaстeй тaкoгo рoдa китaйцы нaвeк избaвлeны
блaгoдaря oтсутствию пирoгa. Нeт у китaйцeв и oбoстрeннoгo истoричeскoгo
сoзнaния, кoтoрoe бы зaстaвлялo иx видeть в нaс нeдaвниx кoлoнизaтoрoв
тож угнeтaтeлeй. Eдинствeннoй нaциeй, кoтoрaя спoдoбилaсь вызывaть у
китaйцeв пoдoбныe чувствa, являются япoнцы. Чтoбы зaслужить кoсыe (в
пeрeнoснoм, a нe прямoм смыслe) миросозерцание китaйцeв, япoнцaм пришлoсь в
рeкoрдныe срoки — с 1938 пo 1945 гoд — истрeбить в зaxвaчeнныx рaйoнax
Пoднeбeснoй сбоку 10 миллионов мирных жителей. Же и эта обида постепенно
забывается: что я уже писал, китайцы не любят чувствовать сильные эмоции.
Это противоречит закону больших чисел и конфуцианской этике в принципе. Если
вы слышите на китайской улице сцена на повышенных тонах, брань и
крики — дозволительно не сомневаться: это взорвался обычный иностранец,
услышав очередное «мейоу».
Специфическое приказ китайцев к иностранным гостям формировалось
пошутил да и будет долго и имеет многовековую историю. Получи протяжении первых
нескольких тысячелетий своего существования Юдоль скорби (она же Среднее
царство) была в общих чертах избавлена от посторонних влияний и посещений.
Редкая субъект долетала от Европы до Гималаев, однако и долетевшая не
продолжала свой трасса дальше Северной Индии, замерзнув идеже-нибудь на
полпути между пиком Коммунизма и Эверестом. Окружающие племена, правда,
имели привычку накапливаться на Китай и завоевывать его однова в сто-двести лет:
китайцы спокон века были хреновыми солдатами, в отличие с
их соседей-кочевников. Однако каждое очередное потомство, завоевав Китай, не
насаждало со временем свои варварские порядки, а сразу начинало
ассимилироваться, усваивая местную культуру, бюрократию и
государственное уклад. Заодно усваивалось и представление о том,
который все другие народы, кроме китайцев существо варвары, ни на что никак не
способные и пригодные лишь к взиманию с них дани, в противном случае получится.
Получалось, как узаконение, довольно плохо.
Неудивительно, что сейчас во втором поколении мужчины с племени
завоевателей становились такими а хреновыми солдатами, как и коренное
обитатели. Результат сказывался незамедлительно: по прошествии двухсот,
ста, а ведь и пятидесяти лет очередные кочевники вторгались в Поднебесная (империя),
захватывали канцелярские столы и императорские дворцы и объявляли себя
китайцами. Гендиректор, руководивший вторжением, провозглашал себя
императором и давал происхождение новой династии. А дальше все повторялось.
После двести с лишним лет до вводные положения христианской эры император Чин Шихуан,
заводитель и единственный представитель одноименной (Чин) династии,
впервинку объединил Китай в нашем понимании сего географического термина.
Объединенный Небесная империя времен Чин по экономическому своему устройству беспр
напоминал Израиль: вездесущая и всесильная чиновничество съедала весь
национальный продукт, администрация постоянно повышало налоги, и
разоренные этими налогами граждане пополняли армию безработных.
Императору сие не нравилось, и он придумал сигнатура борьбы с безработицей,
впоследствии использованный и в наших краях: общественные работы. Гофмейстер
Шихуан оформил всех безработных строителями, установил им помощь под
видом зарплаты — и построил, безлюдный (=малолюдный) в пример нынешнему нашему министру
жилищного строительства, Великую китайскую стену длиной (делать за скольких казалось
ее строителям) в 10.000 ли. Держи самом деле — то ли измерительные аппараты
династии Чин были неточными, ведь ли безработных оказалось слишком более чем достаточно
— стена вышла у них бери 2000 ли длиннее, чем считалось в эпоху План.
Этот эпизод рассказан здесь никак не ради спорной исторической аналогии, а
затем, что он имеет непосредственное соотношение к предмету нашего
повествования. Строя Великую стену, государь Чин Шихуан имел в виду
окончательное усмотрение проблемы иностранцев, в духе девиза израильской
партии «Моледет»: «Они — а там, мы — здесь, и мир на обана наши дома».
В известном смысле создание Стены своей цели достигло, и вслед за
последующие полтора тысячелетия китайцы построили себя довольно
внушнительных размеров империю, до мозга костей основанную на допущении, что
никаких иностранцев в природе безлюдный (=малолюдный) существует, а есть только более река
менее цивилизованные китайцы — и еще какие-в таком случае варвары, платившие дань
императору, а это все осталось там, вслед стеной… Жители Поднебесной
гордились своей границей бери замке, считали ее высшим фортификационным
достижением человечества и придумали хотя (бы) пословицу: «Десять тысяч
воинов безвыгодный одолеют крепость, обороняемую одним защитником».
Подразумевалось, будто крепость соответствует всем требованиям китайского
военного искусства.
Иллюзию эту разрушил в начале XIII века мировой путешественник,
основоположник и зачинатель группового туризма, общепризнанный европейцам под
именем Чингис-тетя ханум. Живя в Монголии, он испытывал всецело законное
любопытство по поводу китайской стены и тех земель, которые лежат к югу
через нее. Зная решительный нрав Чингис-привет родителям, нетрудно догадаться, что
любопытство свое дьявол удовлетворил без церемоний: с группой товарищей
монгольский вождь перешел через Стену и взял в 1215 году Пекин,
разобрав верешок города на сувениры и спалив совершенно остальное.
В память о переходе Стены Чингис-король сочинил другую поговорку взамен
китайской касаясь десяти тысяч воинов. «Надежность крепости зависит с
стойкости ее защитников,» — сказал черт принес гость Пекина, прозрачно
намекая получай боевые качества китайцев (см. больше).
Чингис-хан непременно объявил бы себя императором Китая и начал бы
какую-нибудь династию, только тому помешали две вещи: география и
чувственность. Прежде всего, Пекин к моменту приезда Чингис-песец еще не был
столицей государства: царский двор находился гораздо южнее, в
Нанкине, и с тем чтоб провозгласить себя императором Поднебесной, следовало
свершить дополнительное путешествие на юг. Сие препятствие не
остановило бы, пожалуй, Чингис-хана, но объективные причины помешали
ему удлинить путешествие на юг: он умер.
Сыновья его безвыгодный слишком интересовались Китаем, имея баста головных
болей в России, и только внучонок Чингис-хана Кубла-хан дал себя труд
пройти дорогу от Пекина прежде Нанкина, чтобы основать императорскую
династию Юань и произносить себя императором Кублаем.
Кублай присоединил к своей империи всегда прочие завоевания Орды, построил
дороги и мосты, наладил расстроенную торговлю… Однако главная реформа
состояла в том, ровно он допустил в Китай иностранцев — в их числе был и
Марко Поло, оставивший об этом эпизоде до чертиков красочные записки.
Хотя Кублай ассимилировался в Китае приставки не- хуже всех своих предшественников,
некто все же имел более реалистические представления о загранице, нежели все
они вместе взятые. Столицу Кублай перенес в Пекин, ближе к границе,
где построил интересах себя Запретный город. Во дворце Кублая в Пекине
денно и нощно тусовались заезжие европейцы (Марко Поло был самым знаменитым,
однако не единственным), по Шелковому пути назад вперед безо всякой визы
ездил чорт знает кто такой — возможно, именно тогда впервые завелись
ортодоксальные евреи китайской национальности в глубине провинции
Хенан.
…Прежде до Эйнштейна человечество заметило, в чем дело? все в природе
относительно. Может присутствовать, для Европы и даже для России месячные из Орды
были азиатами и восточными варварами, же для Китая они были проводниками
европейской цивилизации. Компаратив, могли стать…
Кублай умер, и созданная им хашимиты вскоре зачахла. На этом, собственно говоря
говоря, и закончилась единственная в истории усилие интеграции Китая в
международное сообщество. В ходе гражданской войны, завершившей
монгольское повиновение, власть в стране захватила армия лещадь
командованием Жу Юанжанга — вероятно толкового полководца, да
крестьянского происхождения. Он взял Пекин, провозгласил себя
императором Хонг Ву, основал династию Минь и туточки же принялся
восстанавливать китайскую государственность, построенную возьми допущении,
что никаких иностранцев для свете вообще не существует, а унич какие-то
недоразвитые варвары, с которых и подать-то брать не стоит — ну-ка их к
чертям. Хонг Ву перенес столицу инверсно в Нанкин — подальше от границы —
и даже если укрепил на всякий пожарный трагедия Великую китайскую стену.
Изолированность Китая от остального мира была, таким образом, завершена.
Всему приходит самобытный срок, и династия Минь тоже пала. Ее накрыли
манчжурцы, прошедшие в 1644 году с севера вследствие Стену (не без помощи
доблестных защитников последней). Они взяли Пекин и Нанкин, основали
династию Чинь, провели аграрные и налоговые реформы… Так довольно
быстро и манчжурцы ассимилировались. Что-то около династия Чинь стала прямой
продолжательницей картина Минь. Изоляция продолжалась.
Европейцы, пришедшие в Поднебесная (империя) с моря, не встретили на своем пути Великую
стену: они зашли с разный стороны. В отличие от Чингис-амба, европейцы,
высадившиеся в XVI столетии возьми юго-восточном побережье Китая, никак не были
склонны ни к туризму, ни к территориальным захватам. Их интересовала
бизнес, а для торговли совершенно не нужно было думать далеко
вглубь Китая. Иностранцы — португальцы, англичане, голландцы —
обосновались в районе Кантон (Кантона) в дельте Жемчужной реки. Тама
местные торговцы свозили товары, и инде происходил весь натуральный
обмен. Императоры династии Чинь позаботились о книга, чтобы дальше этой
зоны возбуждение иностранцев не распространялось.
Так и жили: наш брат — здесь, они — там, и мир в оба наши дома. Периодически
императоры династии Чинь вспоминали о наличии иностранцев в дельте
Жемчужной реки и посылали армию, затем чтоб прижать их к ногтю. Иностранцы
вызывали подкрепления, давали пару-тройку сражений в удобное противнику
пора — и императоры, подписав очередную капитуляцию, успокаивались нате
несколько десятков лет. Боевые качества китайских воинов ради 25 последних
веков не ультра- изменились.
Потом настал ХХ бесконечно, династия Чинь благополучно пала, в Китае была
провозглашена марий эл, и к власти пришла Националистическая партия
(Куо мин-танг alias, по-русски, Гоминьдан). О заслугах и грехах этой
любопытной организации пишущий эти строки поговорим в другой раз — в частности, нам невыгодный
избежать этого разговора при обсуждении острова Тайбэй, где Гоминьдан
по сегодняшний сутки остается у власти. Для нашей истории имеет важное значение то,
что Гоминьдан правдиво ориентировался на заграницу, пытаясь подтянуться
за десятилетия все, что было упущено Китаем по (по грибы) тысячелетия изоляции от
западного решетка. Именно во времена Гоминьдана держи всей территории Китая
возникли колонии европейцев — не считая традиционного Кантона, где
европейцы селились спокон века, и русских общин в Манчжурии, возникших истечении (года)
революции 1917-го года, истовый Вавилон создался в Шанхае. Там правил
пир дамасский еврей Виктор Сассон — миллиардер хотя (бы) по тогдашним
скромным понятиям, составивший себя состояние на опиумной торговле и
приобретший паче 9000 домов в Шанхае и его пригородах.
Принадлежавшая Сассону постоялый двор «Катай» на Бунде — главной шанхайской
набережной — была местом паломничества европейской и американской элиты.
Гостиницы «Бродвей» и «Роща-отель» едва ли уступали ей в популярности. К
началу 1930-х годов в Шанхае то и дело проживало около 60.000
иностранцев (про сравнения: в сегодняшней Москве их живет окрест 70.000).
Объем иностранных инвестиций в Шанхае измерялся сотнями миллионов фунтов
стерлингов.
Все-таки, вся эта гоминьдановская международная политтусовка длилась недолго:
в конце 30-х годов пришли японцы, в 1945-м году началась гражданская
рать, а в 1949-м году власть захватили коммунисты. Сие последнее
событие положило конец недолгой эре иностранного присутствия держи
китайской земле. Бамбуковый занавес во всеуслышанье захлопнулся; удачливые
иностранцы успели убежать в Сянган, на Тайвань или восвояси, остальные
отправились в лагеря на перевоспитание, а новых гостей коммунисты в
Поднебесная (империя) не пускали. Исключение в первые 10 планирование коммунистического правления
составляли советские спецы, которые помогали китайским товарищам базировать
дороги, ракеты и гостиницы на 10.000 спальных мест. Да в 1959 году
Никита Сергеевич расплевался с товарищем Мао, и последние крови Китая
оказались по другую сторону Стены. Бог кстати, поскольку вскоре
началась Культурная переворот — после нее советских спецов в
Китае кончено равно бы не осталось, (языко не осталось вообще никаких спецов,
начиная местных.
На этой грустной ноте впору было бы завершить наш отступление в историю
китайского изоляционизма, но отнюдь не тут-то было. Прожив 30 полет в полной
изоляции от окружающего решетка, китайские коммунисты вдруг затосковали. Им
захотелось ото Запада того же, чего хотел дружок остапова детства Коля
Остен-Закен с подруги того же детства польской красавицы Инги Зайонц.
Китайским коммунистам захотелось любви. Циники скажут: в форме денег.
Да н, конечно денег — а в какой же вдобавок форме может цивилизованная страна
оказать свою любовь к стране третьего решетка?!
В 1979 году китайские коммунисты, вознамерившись за семью замками под
предводительством непотопляемого товарища Дэна (Сяопина) постановили
вот хоть курс на рыночную экономику. Походя они постановили начать выдачу
туристических и деловых виз любому иностранцу, желающему забрести
Китайскую народную. Поскольку никакого транспортного сведения между
Европой и КНР в те пора не существовало — на приглашение откликнулись
считанные единицы. Но, как говорится, лиха катастрофа начало.
Если в 1979 году Небесная империя посетили несколько десятков туристов изо Франции и
Швеции, прибывших в Пекин вследствие Москву по транс-сибирской магистрали, в таком случае
уже на следующий год кватернион иностранных туристов исчислялось в Китае
тысячами. А к середине 1980-х годов в страну повалили поуже миллионы —
преимущественно, через Сянган, хотя на фоне огромного спроса крупнейшие
авиакомпании таблица открыли представительства в международном пекинском
аэропорту… Слаженно официальным данным китайского министерства
туризма, с 1979 числом 1992 год страну посетило 232,5 миллиона (!)
иностранных гостей. Ажно с поправкой на безудержную лживость
официальной китайской статистики каста цифра не может не ослеплять.
Брешь в Стене была, таким образом, пробита шабаш основательно. И в
большинстве крупных городов Китая чужестранец сегодня — такое же
привычное пантомима, как транспортная пробка, коммерческий торговая палатка или
красный флаг с желтыми звездами. Неважный (=маловажный) большей редкостью является в
сегодняшнем Китае и лицо на английском языке, будь в таком случае вход в
«МакДональд» или афиша сигарет «Кент». В отделениях всех китайских
банков принимают к обмену зелень, немецкие марки и французские
франки; в Китае введена инда специальная валюта, предназначенная
исключительно в целях иностранных гостей.
Валюта эта безвыгодный имеет китайского названия и повсеместно именуется
английским сокращением F.E.C. (Foreign Exchange Certificate). С первого
дня своего пребывания в Китае, иноземец научается без запинки
произносить сие слово и ненавидеть его не не в такой степени. Ant. более, чем «мейоу». Дело в
том, как FEC — это изощренный китайский способ снятия семи шкур с
зарубежного гостя.
Фиктивно один юань FEC равен одному «народному» — в таком случае есть нормальному,
деревянному — юаню (нормальные гроши называются в Китае «ренминби», то
питаться «народная валюта»). На практике сие справедливо лишь в одну
сторону.
FEC — может ли быть фекалии, как любовно в своем кругу называют сии дензнаки
иностранцы — обмениваются на зелень в любом отделении любого
государственного баночка. Обменный курс фиксирован и составляет получай
сегодняшний день 5,4 фекалии следовать один доллар США. Зато ренминби позволительно
купить на черном рынке, и на этом месте курс составляет 7 юаней за 1 (вечно) зеленый США.
Поскольку ренминби принимаются к уплате в любом местном магазине,
ресторане, для рынке или в такси — поначалу мало-: неграмотный вполне понятно, зачем
вообще нужны дерьмо. Однако система снятия семи шкур продумана неизмеримо
лучше, чем нам хотелось бы.
Закачаешься всех тех местах, мимо которых иностранцу в Китае кончиться не удается —
билетных кассах, гостиницах, туристических аппарат, прокатных центрах и т.
п. — у посетителя принимают в какие-нибудь полгода фекалии. Обойти этот порядок
около невозможно. Дело не в том, будто при покупке даже
железнодорожных билетов с вы в Китае потребуют паспорт — даже сверх
паспорта вас выдает разрез ваших мигалки. Тариф по разрезу глаз
практикуется в Китае окончательно открыто и повсеместно. Например, в
Запретном городе Пекина холл. Ant. выход для местного жителя стоит 11 ренминби (1,6
долл.). Зато пользу кого иностранца входной билет стоит 52 говно (9,6
долл.). Никакого паспорта присутствие этом с посетителя не требуют. Непринужденно
смотрят в глаза и произносят «Мейоу». В смысле: спрячь домашние ренминби,
они тебе в этом месте не помогут.
Нет, конечно, худа вне добра — и фекально-ренминбическая головоломка
доставляет изредка иностранцу в Китае моменты истинного, ни с нежели не
сравнимого торжества. Дело в книга, что кроме специально оговоренных
организаций (билетных касс, гостиниц, почтовой службы, магазинов тенета
«Дружба» и т.п.) никакое учреждение безлюдный (=малолюдный) имеет права требовать оплаты
товаров либо услуг в фекалиях. Тем не в меньшей степени, будучи низкого мнения об
умственных способностях иностранцев, неизменно требуют. В особенности —
таксисты в больших городах. Разве иностранец предварительно выяснил свой
юридический. Ant. незаконный статус в отношении ренминби и фекалий, спирт может в ответ на
подобное востребование осуществить заветную свою мечту — воплотить в себе страшный
план мщения, созревший в его голове еще в первые часы пребывания в
Китае. Проиллюстрирую эту ситуацию тонкий народной драмой из
китайской жизни (подле перепечатке и постановке ссылка на «Окна»
обязательна. Роялти — в фонд израильско-китайской дружбы).
Отмщение ИНОСТРАНЦА (*)
Народная китайская драма
Действующие лица:
Эмигрант — иностранец.
ТАКСИСТ — китаец.
ПРИВРАТНИК, НОСИЛЬЩИКИ, САДОВНИКИ, ПРОХОЖИЕ — лица за исключением. Ant. с речей.
Действие происходит в Пекине (Бейджинге). Наши дни действия — наши дни.
Погода — сиречь всегда, пыльная. Все участники поступки, кроме
иностранца, прищурены.
Такси останавливается подле гостиницы «Бейджинг Интернейшонал». Таксист
тычет пальцем в экран электронного счетчика, на котором светится циферка
22.
ТАКСИСТ. (Любезно улыбаясь). Эрши-эр.
Фирмач. (Судорожно листает разговорник, находит нужную страницу,
читает вдоль складам) Во тинг будонг.
Водила. (Улыбаясь еще любезнее). Эрши-эр! (чертит пальцами в воздухе
прежде носом у иностранца три простых иероглифа — двум полоски, крест и
снова две полоски. Пришлец морщится. Таксист, улыбаясь еще любезнее —
свойство неподдельной ненависти к собеседнику-идиоту — хоть завались авторучку
и пишет на своей ладони тетя же три простых иероглифа).
Чужеземец. (Уже уверенней, громко, почти без- заглядывая в разговорник)
Во тинг будонг! В тинг будонг!
ТАКСИСТ. (Улыбка для грани отрыва нижней челюсти. Пишет для своей руке
цифру 22 и сует перед нос иностранцу) Эрши-эр!
Иноземец. (На своем родном языке) А, двадцать двое! Так бы сразу и
сказал. (Достает кошель, вынимает 25 ренминби и протягивает таксисту).
Командир. (Качает головой) FEC!
ИНОСТРАНЕЦ. (Переспрашивает, далеко не веря своей удаче) FEC?
ТАКСИСТ. (Весело кивает) FEC, FEC!
ИНОСТРАНЕЦ. (Не заглядывая в разговорник, зато набрав воздуха в чухалка,
торжественно и с экспрессией) Мейоу! Мейоу FEC! Всего ренминби! Мейоу
FEC! Понял, падла? Мейоу! Ме-йоу!!!
Водитель. (Опешив, испуганно, с трагической улыбкой) окей, окей,
ренминби… (беретик деньги, дрожащими руками прячет в наперсный карман).
(Иностранец внезапно замечает, сколько привратник в малиновом мундире уже
давным-давно стоит навытяжку и пристально смотрит в него, распахнув дверь
машины. Чужеземец вновь раскрывает разговорник, шелестит страницами).
Немец. (Привратнику) Сиесие. (Вылезает из аппаратура, таксисту)
Зайджиан! (С грохотом захлопывает вслед за собой дверцу такси. Машина,
взревев, уносится убирайся, как ужаленная). Ишь, чего захотел! Испражнения ему
подавай! Мейоу! (Портье шарахается через звуков знакомого слова,
произнесенного кругом без акцента.) Мейоу!
Иностранец скрывается в вестибюле гостиницы. Прислуга, двадцать
носильщиков, сорок восемь садовников и триста тысяч случайных прохожих
задумчиво смотрят ему вдогон.
Занавес.
(*)Примечание: за пределами КНР, Гонконга, Тайваня и Аомынь постановку
рекомендуется сопровождать синхронным переводом с мандарина.
Бери этой оптимистической ноте я, пожалуй, и прерву свое повесть о
трудной доле иностранца в Китае. Так не радуйся преждевременно, о
читатель:
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.