Круиз вверх по Сене-реке

Лeтниe рeчныe круизы oчeнь пoпулярны в Eврoпe. Eщe бы: нeплoxo, лeжa нa пaлубe «пeрeдвижнoгo oтeля-роскошь», пoмaxивaть рукoй прoxoдящим мимo кoрaблям и рaссмaтривaть гoрoдки и стaринныe зaмки. Чтo и пoдтвeрдил нaш кoррeспoндeнт, прoйдя ввeрx пo Сeнe-рeкe oт Лa-Мaншa дo Пaрижa.

Вoлгa впaдaeт в Кaспийскoe мoрe, a рeкa Сeнa впaдaeт в Лa-Мaнш, прoлив мeжду Фрaнциeй и Вeликoбритaниeй. Тaм, нa бeрeгу нeбoльшoгo зaливa, рaспoлoжeны двa гoрoдa Нoрмaндии: бoльшoй индустриaльный Гaвр и мaлeнький курoртный Oнфлeр. Ужe нeскoлькo лeт стрaсбургскaя туристичeскaя кoмпaния Cruisi Europe нaчинaeт изо Oнфлeрa путeшeствиe пo Сeнe дo Пaрижa и изо Пaрижa дo Oнфлeрa. Вo Фрaнции, кaк и в другиx eврoпeйскиx стрaнax, нa бeрeгax стaрaлись стрoить сaмыe крaсивыe здaния.

Вам прoстo лeжитe в шeзлoнгe нa вeрxнeй пaлубe и зaгoрaeтe, инoгдa спускaясь в бaр зa «Мaртини» сo льдoм…

Oнфлeр

Кoгдa мoи пoпутчики, в oснoвнoм фрaнцузы и кaнaдцы, увидeли изо oкнa aвтoбусa нa пристaни Oнфлeрa нaш кoрaбль Douce France, тo кaк пo кoмaндe зaтянули пeсeнку, пoxoжую нa «Мaрсeльeзу». Кoрaблик дeйствитeльнo рaдуeт глaз, нa всех пристанях возьми него приходили посмотреть любопытствующие.

Прежде туристы расселяются по каютам, знакомятся с капитаном, командой и поварами, ужинают и безмятежно идут в город. Центр Онфлера расположился вкруг небольшого залива, заполненного яхтами и дорогими моторными лодками. Под вечер, сидя в ресторанчике и запивая устрицы либо — либо улиток белым французским вином, не грех наблюдать, как на борту английской яхты Spycatcher («Ловец шпионов») с флажком «Веселого Роджера» получи рее владелец судна ужинает с женой. Вслед проливом, где стоит наш унирема, ярко мигают огни двухкилометрового моста, похожего нате две гигантские арфы, который соединяет Онфлер и Гавр. В так время, когда семья Моне с пятилетним сыном Клодом переехала в Гавр, моста уже не было. Не было его и идеже двадцатишестилетний, входящий в моду художник Клод Моне продолжаться поселился в Онфлере. Но были следом те же средневековые дома, узкие кривые улочки и уникальная деревянная капелла Святой Катарины, построенная в конце VI века. Вкруг небольшой церковной площади круглые кальпа ярко горят витрины десятков художественных галерей, продающих маленькие картины и огромные полотна, скульптуры и скульптурки изо бронзы и камня, авторские ювелирные прибамбасы начинающих и знаменитых французских художников ценой ото двухсот до полумиллиона франков. Галереи и антикварные магазинчики «расползаются» сообразно городку. Такого количества произведений искусства получи «душу населения» нет, пожалуй, ни в одном другом городе Европы. По сию пору художники мира стремятся хоть однажды побывать в Онфлере. Что-то в этом месте продать или что-то сметь с прилавка. Это почетно и престижно. Вечером в маленьком прудике городского парка я обнаружил небольшую скульптуру собачки с русалочьим хвостом и петлей держи шее. На табличке значилось:

«Му-му. Хачкар всем жертвам любви. Юрий Грымов, Большая деревня, 1997». Это, кстати, единственно грустная нотка Онфлера. Все другие собранные в городке произведения искусства воспевают радости любви.

Трувиль, Довиль и Кальвадос

В следующий день, часов за семь задолго. Ant. с отхода корабля, нас отвезли к расположенным под городкам Трувиль и Довиль, знаменитым морским курортам Нормандии. Трувиль называют Северной Ривьерой. После этого отдыхали и отдыхают сейчас почти конец французские знаменитости. От Гюстава Флобера и Альфреда Мюссе давно Жана Габена и Бельмондо. Неподалеку ото сливающихся воедино городков — вилла Франсуазы Саган. И пасмурная летом стоит такая хрупкая, что-то на память приходит название ее знаменитого романа «Крошку солнца в холодной воде». В Трувиле, держи берегу небольшого залива, — игорный дом, архитектурой своей напоминающее Казанский гавань для поездов в Москве, только чуть меньше. Огромное, современной архитектуры игорный дом и в соседнем Довиле. Но городок знаменит никак не им, а своими фестивалями американских фильмов, сверху которые съезжаются каждый сентябрь до сей поры звезды Голливуда.

От Довиля -навсего) километров десять до старинного замка Chateau de Breuil, идеже сейчас производят знаменитый кальвадос. Полно очень просто. Яблочное вино перегоняют до сих пор дедовским способом. От большого блестящего медного котла по-над газовой горелкой тянутся сверкающие змеевики. Ото довольно сильного запаха яблочной «самогонки» другой (раз мутит. Служитель проводит вас после тенистым аллеям парка к старому зданию, наполненному огромными дубовыми бочками и маленькими бочонками. Возьми некоторых видна бахрома паутины, другие сорта «яблочного бренди» настаиваются тогда десятками лет. Следующая аллея ведет к залу дегустации. В старинном флигеле уплетать и магазинчик. Вы смакуете пятнадцать граммов кальвадоса изо большого фужера и рассматриваете развешанные сверху стенах натюрморты красных, зеленых, золотых яблок разных сортов, однако отменной спелости. Картины можно с руками и с ногами оторвать по цене от 600 франков и вне. На подоконниках и столах стоят глиняные и керамические яблоки. Бери месте Явлинского я бы включил сие место в обязательный партийный маршрут.

Настроение — Руан

Вечером, после ужина, к нам в кают-кампнию пришли аппарат в старинных костюмах и тут же пустились в пляс перед гармошку. Когда стемнело, я спустился в свою каюту. Подъем ожидался в два часа ночи. Я поставил хронофор, чтобы выйти на палубу и бросить взгляд, как ко рабль проходит маленькие онфлерские Ключи и выходит в воды Ла-Манша. Хотя проснулся сам, от легкого покачивания. Бери верхней палубе ветер разбрызгивал обрывки французских фраз изо радиостанции капитана, огромный Гавр тонул в ночных огнях, прежде нами прошла гигантская самоходная нефтебаржа и медленно исчезла в темноте пролива.

Утречком корабль пришвартовался в небольшом городке Кодебек-практически-Ко. Матросы неторопливо прикрепляли и поднимали получи и распишись флагштоки флаги Франции, Германии, Англии, Европейского Союза и рубинный флаг со львами — флаг Нормандии. Нате улицах Кодебека-ан-Ко налицо денег не состоит никого. Только на центральной площади в магазинчике со мной поздоровался сбитенщик и долго улыбалась из своего офиса-аквариума полноватая дивчина, моющая под душем белого пуделя. Второстепенный пудель, побольше, уже с уложенной феном шерстью поверхностно дрожал у ее ног и грустно смотрел бери своего собрата в ванной.

Корабль одну крош часов поднимается вверх по Сене. Запоем (пить после обеда начинаются пригороды Руана, столицы Нормандии, четвертого сообразно величине порта Франции. Километров десятьпятнадцать с правой стороны Сены тянутся заводы, цементохранилища и элеваторы, разноцветные портовые краны всевозможных конфигураций. Десятки тысяч сложенных штабелями бревен поливают десятки вращающихся фонтанчиков. Совсем этот индустриальный пейзаж ни получай минуту не раздражает, а как-так даже захватывает своей холодной эстетикой и без (малого стерильной чистотой. В какой-то час из-за портовых кранов появляется необъятный собор с черным шпилем — кафедральный парламент Руана Нотр-Дам. Город сей печально знаменит тем, что 30 мая 1431 возраст на его площади Вье-Марше сожгли Жанну д\’Арк. Родившийся на этом месте же несколько веков спустя Гюстав Флобер «отравил» госпожу Бовари и, дописывая эту сцену, собственноручно (делать) почувствовал сильную тошноту и признаки отравления. Сверху месте казни Жанны д\’Арк, сверху площади Старого рынка, стоит данный) момент совершенно необычная церковь. Она построена в конце семидесятых и внешним видом напоминает противоестественный космический корабль. В книге отзывов я есть показательную запись, сделанную американским студентом: «Извне очень современна, но внутри свыше всякой меры церковно». По средневековой улочке с шикарными современными магазинами в первых этажах, под аркой с Большими бесконечно вы можете пройти к Руанскому собору Нотр-Дам, устройство которого началось в XII, а закончилось в XVI веке. Должен признаться, но мне он понравился похлеще, чем знаменитый Собор Парижской Богоматери.

Придя на корабль, я заметил, что сверху верхней палубе выставили охрану. Такого п не было. После ужина я спустился держи пристань, и ко мне подошел пьянешенький и рыхлый телом мотоциклист лет балаболка пяти и что-то спросил за-французски. Я ответил, что немного говорю вдоль-английски. «Ну что, клево затем?» — указывал он кивком головы получи наш «четырехзвездочный» корабль. «Неплохо», — ответил я. «Я галл, — повысил голос мотоциклист, — а ми хреново!» Я не нашелся, что отрубить, и инстинктивно развел руками. «Шшит», — прошипел протагонист, резко надел шлем и со скрежетом газанул после пристани между катающимися на роликах подростками. Суаре закончился в том же ключе. Коса фотографом гуляли по улицам Руана, и в что за-то момент с балкона одного с современных домов мне на голову вылили удойник воды. «Пролетарский город, — с улыбкой ответили полицейские с остановленной нами патрульной машины. -Яко мы можем поделать». Пролетарии всех стран, простите меня! Ибо я понял, почему на нашем корабле выставили охрану.

Сады Моне

Ни свет ни заря следующего дня мы пришвартовались в небольшом городке Верной. В нем также есть собор Богоматери, но Верной — сие только «пристань» для тысяч паломников, направляющихся в деревеньку Джеверни, будто в десяти километрах от города. С 1883 лета и до конца своей жизни в 1926-м в Джеверни жил громадный Клод Моне. Пруд, который спирт увековечил на своей знаменитой картине «Прудик водяных лилий», французы берегут (языко национальное достояние, и когда медленно проходишь в области тропинке вокруг него, кажется, как ничего не изменилось. В мастерской художника работает конфекцион, который я бы назвал «Купи себя немножечко Моне». Большие и маленькие репродукции, календари и календарики, футболки и записные книжки с репродукциями картин получи и распишись обложках, репродукции на стаканах, чашках, браслетах, перстнях и циферблатах часов… А я вышел получи улочку и побрел в сторону небольшого старинного отеля. Обок с ним увидел художественный салон. Далее всего прочего, в нем продавалось вроде работ пастелью и маслом художницы Элоиз Понти, Продавица рассказала мне, что Элоиз сумме 22 года, она не в какие-нибудь полгода художница, но и фотомодель. Я купил ради 695 франков небольшую пастель «Обнаженная», и ларьевщица выписала мне сертификат подлинности, завизированный девушкой Понти.

В последний день на пороге Парижем на корабле устроили «командирский ужин». Казалось бы, удивить нас с походом нечем, все блюда во счастливый случай круиза поражали свежестью и изобилием: ягнятина, запеченная в слоеном тесте, давала квасок терпкого вина, горбуша в грибном соусе пахла красной икрой, брюссельская бабки будто исходила виноградным соком. Однако все это было в обычные момент. На праздничном ужине подали перепелок в кисломолочном соусе, приготовленную бери пару форель с брусникой и кедровыми орешками и что-то, совмещенное из мороженого, бисквитов и торт с ананасовым сиропом. Капитан торжественно объявил, что же команда поваров работала над сим с самого утра. И в это верилось.

Одну крошку Парижа

Парижская часть Сены встретила забавным зрелищем: многие и многие километры к ее набережным бери постоянную стоянку пришвартованы баржи, переделанные в квартиры. В глаза были видны аккуратненькие спальни, гостиные и ажно библиотеки. Это модно.

А ночной (столица с Сены заливал нас огнями и запахами хорошей еды с проплывающих мимо кораблей-ресторанов. Близко все самые главные достопримечательности — через Собора Парижской Богоматери до Эйфелевой башни — предстают с реки немножко в другом обличье, на некоторой дистанции и якобы бы чуть-чуть над вами. Всего на все(го) мосты немного пугают: когда вас на скорости под ними проходите, по всей вероятности, что «не снести головы». У трех больше всего старых и низких мостов капитан просил, в надежде все сели на стулья. Хотя особенно слабонервные немки просто падали получай палубу.

Поздно вечером корабль пришвартовался сверху набережной Берси, и мы пошли совершать прогулку по Парижу. Но это ранее другая история.