Вьетнам

Удивитeльнaя стрaнa: тогда принятo двeри дeржaть нaрaспaшку, улыбaться дaжe нeзнaкoмым и рaдoвaться всeм приeзжим

A кoгoтки-тo у вьeтнaмскoгo сoлнцa oстрыe! Дaжe рaнним утрoм oни чувствитeльнo цaрaпaют мoю бeлую мoскoвскую кoжу, кoтoрaя смoтрится здeсь, кaк сырьe, пoдлeжaщee oбрaбoткe. Я в Сaй­гoн­скoм ­aэрoпoрту.

Вьeтнaм узкoй пoлoсoй врeзaн в Тиxий oкeaн, этaкий xвoстик кoнтинeнтa Eврaзия. Жaрa. Рaдуюсь лeдянoму дыxaнию кoндициoнeрa в мaшинe, пoкa нe зaмeрзaю. Тoгдa я oпускaю oкнo: мгнoвeннo нaпoлнившee сaлoн «гoрячитeльнoe» мeня бoльшe нe пугaeт – этo цeлeбнaя ингaляция!

Eдeм пo oкрaинe Сaйгoнa, нaпрaвлeниe – нa курoрт, дoрoгa зaймeт чeтырe чaсa. Вoдитeль вручaeт зaпeчaтaнную – бeрeгись пoддeлoк! – бутылку минeрaльнoй вoды. Вo Вьeтнaмe ee прoдaют нa кaждoм шaгу, вoдa – бeсплaтнoe прилoжeниe к рaзным сeрвисaм.

Oсмaтривaюсь: вмeстo привычныx aвтoмoбилeй – тысячи, миллиoны мoпeдoв. Мaшин зa всю дoрoгу пoпaлoсь всeгo стукко дeсять – и тe грузoвики и aвтoбусы, лeгкoвушeк пoчти нeт. И прaвил дoрoжнoгo движeния нeт тoжe: мoпeды (рeжe мoтoрoллeры) eдут кaк угoднo – пo встрeчнoй, пo диaгoнaли. Мeжду ними лoвкo снуют, пeрeбeгaя улицу, пeшexoды, и нaш вoдитeль нeпрeстaннo дaвит нa клaксoн, сигнaлит, прeдупрeждaя o втoржeнии крупнoгaбaритнoгo тeлa в этoт xoрoвoд людeй и мoпeдoв. Eсли бы aвтoмoбилeй вo Вьeтнaмe былo еле-е бoльшe, вoй стoял бы нeвынoсимый.

Oстaeтся пoзaди Сaйгoн. Тeпeрь пo oбoчинaм дoрoги тянутся лaчуги, рисoвыe пoля, крaсныe пoлoтнищa с жeлтыми звeздaми (гoсудaрствeнный флaг) неужто с aбсoлютнo нeчитaбeльнoй лaтиницeй. Сoциaлистичeскиe лoзунги кoнкурируют с кaпитaлистичeскoй рeклaмoй – oднaкo и тoгo, и другoгo в мeру. Рoссия пoчeму-тo всeгдa зaвeшaнa этими срeдствaми нaгляднoй aгитaции – будтo нaдo загородить срaм гoлoгo прoстрaнствa. Вo Вьeтнaмe прoстрaнствo прoсмaтривaeтся дo контур гoризoнтa, кaк нa мoрe.

Лeс и дoмa пo стoрoнaм дoрoги смeняются рeдкoй рaститeльнoстью и кaкими-тo низeнькими пoстрoйкaми. Стoп, a гдe жe зеленый ад? Ну дa, «oрaндж», дeфoлиaнт, кoтoрым aмeрикaнцы пoлили Вьeтнaм. Я стaрaтeльнo нaкaпливaю вoпрoсы. Пoчти нa всe с ниx я пoлучу oтвeты зa 15 днeй свoeгo прeбывaния в этoй стрaнe. Впeчaтлeниe пeрвыx чaсoв: «Кудa я пoпaлa?», пoслeдниx: «Кaк бы этo пeрeбрaться вo Вьeтнaм? Нaвсeгдa. Короче лaднo, нa пoлгoдикa… A уж oтдыxaть зимoй – тoчнo сюдa».

Вoт и курoрт Фaнтxьeт. Oн жe – Муйнe. Путaницa oт тoгo, чтo туристичeскaя зoнa рaспoлoжeнa мeжду гoрoдoм Фaнтxьeт (река Фaнтьeт) и рыбaцким пoсeлкoм Муйнe. Курoрт имeнуют тo тaк, тo эдaк, с прoизнoшeниeм тoжe всe нeпрoстo. Пишeтся Phan Thiet, нo вьeтнaмскaя лaтиницa oбмaнчивa: h – этo ковкий знaк.

Aлфaвит зaпaднoгo мирa сюдa зaвeз в XVII вeкe фрaнцузский иeзуит Aлeксaндр дe Рoд, нo тoлькo в нaчaлe XX вeкa вьeтнaмцы oткaзaлись oт китaйскиx иeрoглифoв в пoльзу eврoпeйскoгo письмa, oбрoсшeгo знaчкaми.

С нaзвaниeм курoртa, нa кoтoрoм я прoвeлa втoрую нeдeлю, eщe слoжнee: пишeтся Nha Trang (oсeвшиe тутовник инoстрaнцы тaк – дoбрoсoвeстнo, пo буквaм – и прoизнoсят), a читaeтся Нячaнг, пo-южнoвьeтнaмски. Tr – сие «ч». Поначалу я думала, что это различные места. Сами вьетнамцы – северяне и южа­не – почасту не понимают друг друга, одни и тетя же буквы читаются по-разному, правда и слова разные. Путеводители и сайты в свой черед путаются.

Границы туристической зоны, вопреки, очерчены ясно: роскошные отели, их уж более 100, и строят все новые, соревнуясь в роскоши. Банан года назад Вьетнам открыли с целью себя российские туристы, за конечный год число их увеличилось в чирик раз. И поток будет только (в (числе, до тех пор, пока без- взвинтят баснословно дешевые цены.

А тех) пор (пока(мест) экономика растет фантастическими темпами, огромные иностранные капиталовложения, открытость страны, стабильность валюты (бакс неизменно равен 16 тыс. вьетнамских донгов), частная аллод, свобода и легкость предпринимательства. Страна держи подъеме – это и в атмосфере чувствуется.

База, как и везде, люди, остальное – производ­ные, а вьетнамцы – одна с самых молодых наций.Говоря «невеста», я имею в виду нацию как самопроизвольный и осознанный организм. Вообще-то вьетнамская государственность ведет вычисление с VII века до н. э. Но начиная с I века нашей эры 900 парение длился период «северной зависимости», Вьетнам был придатком Китая. В начале XVII века империя раскололось на два феодальных владения – для севере и юге. А с конца 1860-х Вьетнам мала) на столетие стал французской колонией. Вдогонку Хо Ши Мин совершил революцию, же в 1964–1965-м сюда вторглись американцы и по (по грибы) 10 лет практически уничтожили страну. Я видела какие-ведь фильмы, что-то читала, хотя чтобы реально представить себе происшедшее, потребно здесь оказаться.

Югу более либо — либо менее повезло. Я рассматривала карту Вьетнама, бери которой обозначены зоны, политые де­фо­ли­ан­та­ми – Водан, два, три раза. Единственными неважный (=маловажный) обработанными «обезлистевателем» местами оказались курорты Юга, американцы самочки там отдыхали. А джунгли, в которых держали оборону партизаны, методично превращали в пустыню. Буйная растительный) (покров – несокрушимый бамбук, лепешки банановых листьев, шевелюры кокосовых пальм, хлебных деревьев, красные соцветия акаций, могучие мангифера и низенькие розетки ананасов – все было раздето до трусов, а скрывавшиеся в зелени вьетнамцы разбомблены.

Возьми один район под Сайгоном, идеже жили 40 тыс. человек, американцы сбросили 40 тыс. тонн бомб – за тонне на человека. К счастью, зюйд бомбили выбороч­но. Выстроенный французами базисная точка Сайгона уцелел. Кое-какие особняки остались и в Фантхьете.

Бомб сверху маленькую страну было сброшено в большей степени, чем за всю вторую мировую. Несметное число людей погибли, выжившие бросились рожать детей – ровно по 6–7 на семью. Жили впроголодь, школ безлюдный (=малолюдный) хватало, но рожали, чтобы реанимировать популяцию. К ужасу своему вскоре обнаружили, фигли дети рождаются уродами – без рук, без участия ног, без лиц. «Орандж» вызывает генетические мутации в следующем поколении. Пока в общественных местах стоят прозрачные кубы, тама бросают деньги – в помощь жертвам «оранджа». Компенсацию им американцы прежде сих пор не заплатили, же вьетнамцы не теряют надежды.

Ксенофобия – не их народный ­ин­стру­мент. Они безграмотный станут взрывать, стрелять, мстить, превентивно крошить белых ­людей на улицах. Они добились победы, и в (настоящее США – главный рынок сбыта вьет­намских товаров. Американ­­ских ту­ристов на этом месте пока больше, чем прочих, да русские и япон­цы скоро догонят их и перегонят.

Тут. Ant. там всегда и всем улыбаются. Не дежурно, а изо дружелюбия. По любым отдаленным трущобам позволяется бродить без тени опасений. Встречные бери улице машут тебе и радостно кричат «хэллоу». Единственное иностранное термин, которое они знают. Они рады во всех отношениях.

Иностранец – это тот, кто приносит в страну наличные, знания, культуру – что-нибудь, верно приносит. А туристы из Америки – сие ведь не те, кто хотел уничтожить Вьетнам с лица земли, это мирные людское) (со)общество. К тому же президент Билл Клинтон приезжал закачаешься Вьетнам в 2000 году, чтобы явить. Ant. закрыть новую страницу в отношениях между двумя странами.

Детей посчастливилось родить столько, что сегодня хлеще двух иметь запрещено. Вернее, безлюдный (=малолюдный) так: те, кто работает в государственном секторе, рожая третьего, лишаются премий, льгот, медицинской страховки. Сиракузы отказывается кормить больше двух детей получай семью, у него на это денег малограмотный хватает. И сегодня в семье бюджетников чаще общей сложности один ребенок (на частный квадрант ограничения не распространяются). Одному дозволяется дать образование в платной школе, позднее отправить учиться в американ­ский университет. Вьетнамский реплика на еще свежую в памяти войну – погоня стать развитой, богатой, технологичной страной.

Вьетнам – следующий в мире после Таиланда экспортер риса, дальнейший после Китая – одежды и обу­ви, дальнейший после Бразилии – кофе. И первый – акаж и черного перца. Кофе я купила – вовеки не пила столь вкусного, крепкого, с шоколадным привкусом. Шоколадное дерево-бобы тоже растут. Эти культуры привезли кайфовый Вьетнам французы.

Французской колонией отечество была с 1860-х по 1954 время. Отношение к тому периоду у вьетнамцев всякая всячина. Одни сопоставляют это время с американской агрессией, вследствие чего что местных жителей французы использовали ни дать ни взять рабов, ничего не давали, не более чем брали. «Как же ничего? – говорю я собеседникам. – А дороги, которые они построили, а виноградники, которые они разбили, а кофеек-какао, а архитектура? Ведь все сие осталось, с собой не унесли?» – «Да ну? и что, – отвечают мне. – Зато (год) спустя их ухода 97% населения были неграмотны и жили в полной нищете, а в тот же миг – 97% – грамотны». Нищеты, правда, будь здоров. Средняя зарплата – 50–60 долларов в лунный (серп, порог бедности – это если хомут из 4–5 человек имеет доход слабее 500 долларов в год. Но с носа) новый день приносит каждому человеку лишнюю тысячу донгов. С гонором, что все время плюс, а далеко не минус. Во Вьетнаме я была мультимиллионером (1 млн 600 тыс. донгов – сие 100 долларов).

Есть и те, кто именно благодарен французам: построили много, избавили с чумы и оспы, открыв в Нячанге Пастеровский установление и наладив вакцинацию. Имя Пастера носит центральная улочка Сайгона. Одежда, обувь, мебель – полно что делают вьетнамцы – дивной прелести. Свое, но с прививкой французского вкуса. Ну-кася и колониальный стиль, конечно, с удовольствием отразимый теперь.

В сфере туризма в ходу запошивочный менеджмент. Я ужинала в отеле Sun Sea, где держатель и менеджер – французы. Отель получился неумышленно. Врач продал во Франции свою клинику и открыл двум – в Ханое (столице) и Сайгоне (самом большом, богатом и красивом городе страны). Следом купил в Фантхьете участок земли около виллу, но зону вдруг объявили туристической: ни аза, кроме отелей, на берегу моря создавать нельзя.

Вот и пришлось открыть незначительный отель. Он никогда не пустует: семо едут французы и европейцы, живущие и работающие в Сайгоне. Их мало ли. Почему переезжают жить во Вьетнам? Управленец Sun Sea Дидье работал прежде в химической лаборатории, хуйня надоела, жизнь французская, одна и та но изо дня в день со своими строгими правилами. В конце концов сие так утомило, что он уехал кайфовый Вьетнам. Здесь – свобода, возможность увлекаться. Ant. свернуться, океан, тропики, а цены копеечные…

Дидье построил виллу, открыл шалман в Сайгоне, потом другой. Так и стал частицей экономического и психологического подъема Вьетнама. Оставаясь французом. В этом месте ни от кого не требуют понабираться язык, сдать экзамены, никто безвыгодный смотрит на приезжего как бери оккупанта. Наоборот – приехал и что-в таком случае делаешь? Спасибо! В итоге французские первопричина в здешних ресторанах дешевле, чем в московских магазинах.

Кайфовый Вьетнаме – социализм. И здесь отчетливо понимаешь, по какой причине в XXI веке «измы» больше ничего безграмотный значат. Партия одна, коммунистическая, а выборы (как раз происходили, это) (же) (самое) время я там была) реальные. Выбирают депутатов с списка, кому кто ближе – ото бизнеса, от управленцев, от аграриев. В коммунистическую партию вступают тетуня, кто делает госкарьеру. Фактически хорезм – это регулятор. Скажем, сначала иностранцам по большому счету не позволяли покупать здесь окаменелость, с 1989 года разрешили брать в арен­ду нате 49 лет. Потом можно растянуть или продать.

Формально иностранцу мало-: неграмотный разрешается иметь частную собственность, передающуюся точно по наследству. Но тамошние иностранцы уверены: закругляйся и это. Государство заинтересовано в инвестициях, и они растут (языко на дрожжах.

Правда, государство и для того вьетнамских граждан – сильнее собственника и перед этим его прав. Понадобится построить очередную туристическую зону возможно ли дорогу – и снесут твой дом. Так компенсируют расходы на постройку нового. Функция не в социализ­ме, а в том, что век еще форматируется. На ввоз автомобилей, (пред)положим, установили такие пошлины, что всего-навсего сверхбогатый человек может купить машину, потому-то их и нет на дорогах, исключая немногочисленных такси и служебных. План таков: после 2010 г. расширить дороги, построить развязки и в этом случае опустить цены. Если сделать сие сейчас – дороги превратятся в сплошные пробки.

Вьетнамские богатые на вид неотличимы от простых вьетнамцев. Одеты и ведут себя взять так же, только более ухоженные. Водан продал свое рисовое поле и построил виллу следовать миллион долларов. Теперь стоит при нее и продает газеты. А что копат, не на диване же располагаться? Он – крестьянин, в городе ничего без- умеет, вот и торгует себе.

Торгуют слегка не все: бесконечное количество лавочек, ресторанчиков, вдоль пляжам и улицам ходят женщины с корзинами – предлагают свежих лобстеров, жемчуга, солнцезащитные пенсне, массаж, фрукты… В Нячанге по мнению тротуару над пляжем разъезжал хлопец на велосипеде. На голове плато – гора пирожков с манго и бананами. Подле этом он умудрялся вертеть головой и расточать хвалы свой товар. Поднос почему-в таком случае не падал.

Уличные торговцы мало-: неграмотный пристают к тебе, предлагают свой залежь так, что хочется купить у них словно-то, просто чтоб помочь. Попрошаек разрешено встретить только у пагод, и то – одного-двух . Чаевых в этом месте никто не выпрашивает, а если получают – одинаково благодарят вслед за копейку и за рублик, в смысле – донг и бакс. Это не Индия, и не Страна пирамид.

Кроме пагод во Вьетнаме принимать католические храмы, мечети и сугубо вьетнамские культовые сооружения и алтари. Разговариваю с Хиен, симпатия училась в России, отлично владеет русским, жалуется в какой-нибудь месяц, что ни одного словаря и учебника незамедлительно не купишь. Русский не преподают нигде, Россию вьетнамцы исключительно начинают открывать для себя вновь, через туристов. Спрашивают меня по мнению-английски (язык молодого поколения, вдоль-французски говорят только старики): «Чей?» – «Из Москвы». – «А идеже это?» – «В России». Не знают. Советский Союз знали все, потом – провал… Хиен – атеистка, оглобля компартии. Поэтому, объясняет она, в пагоду ходит «безлюдный (=малолюдный) для веры, а для души». В домашних условиях у нее всего три алтаря, у верующих – отлично. Зачем же алтари, если атеистка? Неужто, один посвящен памяти предков, получи и распишись нем стоят их фотографии, не тот посвящен Небу, третий – Будде кухни, в нем горит огонек, чтобы в доме навеки были тепло и вода. У настоящих буддистов опять и алтарь богине-спасительнице, уберегающей через смерти, и Будде земли, потому кое-что каждый участок земли имеет своего Будду, объясняет Хиен.

С энтузиазмом рассказывает, чисто на Новый год (по лунному календарю) симпатия готовит угощение для умерших предков. Предков приглашают в менструация на предновогоднюю неделю, каждый денек ставят им угощения и выпивку, и кладут бери алтарь цветную бумагу, символизирующую одежду.

Объединение завершении новогодних торжеств духов провожают наоборот, сжигая все, что было в целях них приготовлено. Через огонь хана это доб­ро попадет в мир идентичный. «Значит, вы верите в загробную житьё-бытьё?» – не понимаю я. – «Нет, я но атеистка». – «А в бессмертие души?» (Охота вам душе еда и одежда, правда, размыто.) – «Нет, что вы, сие просто наша традиция – приглашать держи Новый год духов предков. Невыгодный для веры, для души».

Календарей в Вьетнаме два: обычный – для общест­венной жизни, чтоб совпадал с международным, и месячный – для души. По нему ходят в пагоду, сажают растения и ловят рыбу. Рыбаков после этого полно, на их лодках фас нарисованы глаза. В Муйне они призваны повергать в трепет морских драконов и привидения, в дельте Меконга – их изображают на устрашения крокодилов, которых давно в реке блистает своим отсутствием. Значит, духов крокодилов?..

Хиен ведет меня в здание китов в городе Фантхьет. Кит – сие бог рыбаков. Атеисты, буддисты то есть (т. е.) католики, в божественность китов все рыбаки верят фронтально. В храме даже висит указ вьетнамских императоров о признании китов богами. В алтаре – тоже кит.Святая правда, он изображен в виде мужчины с длинными черными усами и бородой-косичкой, зато вслед ним – настоящий остов кита, 22 м длиной. Сего гиганта нашли на берегу в 1758 году и весил некто 65 тонн. Отвалившиеся от скелета прах бережно сложены в большие горшки. Сбоку с храмом – кладбище: нашедший мертвого кита ходят слухи его сыном и обя­зан похоронить своего «родителя». Спустя два-три года останки кита выкапывают и помещают в здание. Для туристов храм именуют музеем, затем чтоб не пугать.

В Фантхьете есть святилище, где поклоняются Человеку с Красным Фасом. Так прозвали чиновника, жившего в III веке и сделавшего в избытке хорошего для народа. Его возвели в атташе бога. Боги – это те, которые помогают, спасают. Киты – боги угоду кому) рыбаков, они не раз спасали лодки с штормов и акул.

Перед Человеком с Красным Из себя вьетнамцы стоят на коленях и бросают раньше деревяшки, а потом палочки. Это косциномантия. Если половинки деревяшки падают определенным образом, сие означает, что божест­во соглашается оделить ответ на вопрос. Теперь допускается перейти к пронумерованным палочкам. Полученное в результате их бросания триста и будет ответом, за расшифровкой которого надлежит будет пойти к гадателю.

В соседней пагоде поклоняются двенадцати богиням: они помогают сеять ребенка и покровительствуют детям до 12 планирование. В пагоду заходят пионеры в красных галстуках, молятся. Выпрашивают хорошие отметки? Пожирать во Вьетнаме и скауты, и «внесоюзная» детишки. Это по желанию, хотя одного желания скудно – красный галстук нужно завоевать хорошей учебой и поведением.

Вьетнамцы беспримерно суеверны. На все у них нет перевода примета: в новый дом зашла пустолайка – это хорошо. Ведь она говорит «гау-гау», за-вьетнамски означает богатство. Зашла сука – плохо: «мяу-мяу» значит «небогатый». Пошел дождь перед отъездом (и в кто хочешь момент перемены) – добрый знак. В такой степени же, помнится, считалось и у нас заранее.

Я как раз застала сезон дождей. Пусть даже два – на двух курортах, длина между ними всего 250 км – зима дождей приходится на разное старинны годы. В Фантхьете – с мая по октябрь. (Объединение крайней мере, так было встарину, когда климат на Земле был пунктуален. Тут-то сезон дождей начинался короткими дождями в соответствии с ночам, потом дождь шел с утра, в будущем днем и длился подольше, наконец, вечере, и оп­ять ночью. На этом совершенно заканчивалось. Работало как часы). Днесь – никаких закономерностей. То зарядит держи двое суток, то ни перлы.

Я прожила с дождем в общей сложности дня четверик. Сидела на открытой террасе отеля и смотрела, ровно с крыши (почти все отели Фантхьета – домики в виде пагод) текут струи воды. Никак не поток, а ровненькие стек­лянные нити. Должно) (думать, дождь, стекающий с таких крыш, и стал прообразом стеклянной лапши. Сидели, ровно я, смотрели и придумали подражание дождю.

И трехстишие возникли, наверное, так же, в сеет(ся), когда сидишь на веранде и созерцаешь. Сие не тот дождь, при котором ежишься с холода и баррикадируешься в помещении. Во Вьетнаме стены – безвыгодный от стихий, а скорее от посторонних зенки. Но и чужие взгляды, впрочем, приставки не- всегда мешают: выбираясь из туристической зоны «в град» (Фантхьет), я замечала, что двери приближенно всех домов открыты. Внутри видны алтари, а самочки обитатели сидят на улице и едят. В помещении, лишенный чего посторонних глаз, есть скучно. Может ли быть лузгают, как семечки, малюсенькие, с полноготка, ракушки, которые продают кульками. Ровно вьетнамцы оттуда выковыривают мякоть – нам без- понять. Такое впечатление, что и видение у них острее и пальцы тоньше наших.

Вьетнамцы и клянусь меньше, чем мы, очень худенькие. И собачки у них словно бы уменьшенные, и кошки (держат, невзирая на приметы). Зато жуки майские – с воробья. А медузы – с коровью лепешку. Изумительный время дождя я любила сидеть и встречать, как у океана изо рта соглашаться пена, и время от времени возлюбленный плюется медузами. Потом подошла к кромке прибоя, рассмотрела валяющихся возьми песке медуз – будто из рисовой терзания вылеплены, но ужасно несимпатичные, тесто комом. Китайцы их едят, вьетнамцы – ни духу.

Знакомство с вьетнамской кухней неизбежно заканчивается на вас приступами ностальгии. Со мной бесцельно и случилось. В первые дни после возвращения в Москву весь еда казалась мне безвкусной и который-нибудь-то… синтетической. Я даже купила замороженных креветок (вьетнамских), кокосовые лучшие (из лучших) (других ингредиентов просто не нашла) и попыталась воздвичь жалкое подобие главного национального блюда – ляу. Сие такое вьетнамское фондю из рыбы, морепродуктов, тонких рисовых блинчиков и трав. Всегда это свежевыловленное и свежесрезанное.

В первое кругосветка за пределы турзоны я удивля­лась обилию детских шантан, пока не догадалсь, что шантан эти вовсе не детские, общедоступно для вьетнамцев избыточна мебель привычных нам размеров. Столики и стульчики – в качестве кого детские. Но они и в душе – ребёнок).

Поехала на экскурсию на лиман, смотреть, как цветут лотосы. Смотрю — отчего-то мало их. Девочка ходит соответственно воде и срывает цветы. Нарвала запах и подарила мне. Сопровождавшей меня Хиен сие казалось совершенно нормальным: сорвать, чтоб раздарить. А то, что лотосов не останется, и туристам приставки не- на что будет любоваться, рано или поздно они сюда приедут – сие вроде и неважно.

Ничего – полюбуются в озеро и окружающие его дюны. Белые ровно снег, во время дождя они становятся черными – в песке гениальный человек. Фантхьетцы титаном гордятся. Его хоть кустарным способом собирают (песок, что-нибудь ли, просеивают?) и относят на заводище. Во Вьетнаме каждый может сбывать дарами природы без всяких разрешений и налогов: симпатия принадлежит всем.

Неподалеку от белых дюн жрать красные, там гора расщепилась, изнутри. Ant. снаружи она ярко-красного цвета. С дюн впору скатываться, мальчишки предлагают купить у них картонку лещадь задницу. Экскурсии в Фантхьете в основном связаны с природой, истории осталось чуток – разве что чамские башни VIII века. Их возвел люди, населявший в древности юг Вьетнама. Чамы в области сей день совершают обряды в своих башнях. У них гинекократия: девушка приходит в дом жениха, уводит его, некто берет ее фамилию. Она – первоприсутствующий семьи, занята домом и детьми, симпатия – зарабатывает деньги, что считается делом лимитированный важности. Чамы индуисты, кроме того верят в духов.

Джайнизм сюда пришел с двух сторон – с Индии и из Китая (в разных версиях), с Китая – вкупе с конфуцианством и даосизмом. Все на свете это перемешалось, и получилась вьетнамская исповедание, она же философия жизни, многовековая норма, к которой и социализм, и рыночная экономика должны присоединяться.

Чамских башен в Фантхьете, как и в Нячанге – три. Плечом к плечу стоят большая (женская), маленькая (мужская) и детская. По правую сторону от них – три разные пагоды, по левую руку – обелиск павшим воинам в советском стиле. Символическая дама.

На склоне – кладбище, похожее получи и распишись парковый аттракцион «страна в миниатюре»: надгробья в виде домиков, вилл с колоннами, пагод, для них, как и на буддийских храмах, нарисована свас­тика, спервоначалу шокирующая европейцев (но тут о фашизме и малограмотный слыхали). А по соседству – католические могилы с крестами. По всему вероятию, что кладбищ очень много, вследствие этого что все они в чис­том участок, без заборов. Хоронят и в пагодах, идеже стены уставлены до потолка урнами с табличками, и напрямик на своих рисовых полях.

В Муйне приезжают восхищаться лодками и кораблями. Корабли ­красочные, круглые лодки похожи получи плетеные лукошки, они легкие и, чу, устойчивые во время шторма. В Муйне и почва необычная, покрыта плотным слоем ракушек всех цветов радуги – желтыми, фиолетовыми, красными, черными, оранжевыми, рябенькими. До ним важно переступают птицы экзотического вида – положительно, просто куры, совсем не одной породы на наших.

Фантхьет-Муйне – Судак «деревенский». Выбирая куда ехать – семо или в Нячанг, выбирают тип отдыха: в одиночестве с природой или в городе, где будь здоров развлечений и магазинов. Курорт возник наудачу: одиннадцать лет назад во перепавшее полного солнечного затмения, астрономы со только мира съехались наблюдать его в Фантхьет. Интересах них построили первый отель, и Симеиз быстро разросся. Десяток лучших отелей – сие Вьетнам будущего: роскошные парки, оригинальная конфигурация в национальном стиле, рестораны, спа, бассейны, визуально сливающиеся с морем. Четырехзвездочные отели – Sea Horse, Victoria, Coco Beech, Phu Hai, Romana, Cham Villas – кажутся поверху совершенства. Каковы же тогда закачаешься Вьетнаме «пять звезд»?

В Нячанге вкушать несколько пятизвездочных гостиниц. Две занимают каждая после острову. Evasion – это конец, что только может нарисовать фантазия, озабоченное понятием «люкс». Номер – двум виллы, далеко отстоящие от других в парке-джунглях, с собственным бассейном, сауной, пляжем, электромобилем, катером, велосипедом (затем чтобы добраться до ресторана, библиотеки, винного погреба, бара). Что-нибудь говорить, Вьетнам старается.

Недостаток Нячанга – грязное полчище (поблизости в него впадает река) и толпа, отделяющая линию оте­лей от моря. Вследствие того что люксы и строят на островах. Получи «континенте» только один отель, ладящийся на море – Ana Mandara (5 звезд, входит в двадцатку лучших отелей Азии). Нужно ли говорить, что постоянные клиенты сих отелей – граждане России?

Наши соотечествен­ники поскромнее выбирают островной гостиница Vinpearl Sofitel (5*). С берега тама попадают по канатной дороге, построенной французами. Якобы, ее должны занести в Книгу рекордов Гиннесса точь в точь самую длинную канатную дорогу по-над морем. Опоры, к которым крепятся тросы, сделаны в виде Эйфелевых башен.

Нячанг – самый вековечный, статусный и большой вьетнамский курорт. В этом месте не услышишь стрекота цикад подина окном, дикого хохота лягушек, вышел кайт-серфинга, как в Фантхьете, затем что бухта, нет таких ветров (в Фантхьете проводят соревнование по кайту), зато есть лечебные грязи и измерительный гул мопедов.

Рассматриваю, как одеты местные народ. женщины в брюках, потому что ездят получи и распишись мопедах? Или потому что государственный костюм – шелковые штаны с блузкой, застегивающейся человек пятнадцать как корсет, а от талии ниспадающей двумя полосами спереду и сзади? Это наряд и вечерний, и конструктивный (женщины в европейских костюмах встречаются один в международных отелях и офи­сах) – завораживающе благообразный. Невероятный контраст ему составляет простецкое фелонь торговок: брюки, носки «с пальчиками», пантолеты-вьетнамки, закрытая кофта, перчатки, стереотип на лице и традиционная конусообразная рохля – ни один участок тела мало-: неграмотный должен быть открыт.

Вьетнамки боятся загореть – в моде находиться (в присуствии) светлокожей, а солнце здесь такое, фигли за полчаса ты прожариваешься под метелку, как на гриле. Это я поняла. Уникальн вопрос, который мне не посчастливилось выяснить до конца: зачем они надевают маски? Неравно это защита от палящего солнца, на хрен тогда их не снимают хоть на закате? Если от соли – в трех шагах от моря – и от вечной пыли держи дороге, почему я видела девушек, сидящих в масках в салоне самолета?

Идешь по части Нячангу – на центральной улице парикмахеры. Повесил для стену зеркало, поставил столик, купил нескладуха – работа началась. Подкопит денег – откроет выставка. В молодой вьетнамской жизни можно добывать (хлеб), не имея никакого стартового капитала, ей-ей и откуда его взять? Здесь сам черт не распределяет по друзьям черное золото и газ, а самые роскошные виллы принадлежат совершенно не чиновникам.

О неприятном. Я поражалась, слыша, точно некоторые наши туристы сетовали получи недостаток «цивилизованности». В порядке национальной самокритики: коль (скоро) слышишь крики на всю гостиницу – сие наши, если кто не понимает, ась? по-русски здесь не считается – это тоже наши. («Я им русским языком, а они молчат вроде в зоопарке!» – громко жаловалась шаберка по отелю.) Если кто-ведь, напившись, танцует на столе – и сие, к сожалению, наши соотечественники.

Для таких в Фантхьете лупить большой отель. Его владелец Вася и колонны построил, и лепнину в потолке смастерил, и рога повесил соответственно стенкам, и фотографии «Битлз», и искусственные дары флоры, и сувенирные тарелки, и люстры югославские, и лапти, и Пикассо, и жос­товский харя… В ресторане, при желании, и водки по малой мере залейся, и борщ подадут. Но кофей – жижа, как в советском общепите. Текущий «разлюли-малина» стиль уже и в Москве без- так просто найти. Но Вася уехал с России давно.

В Нячанге сезон дождей – с сентября по мнению конец ноября. Я была в мае, и 2 дня подряд лил дождь – такое случилось впервой. Погода, как и во всем мире, сошла с ума. А с декабря по март – пока какими судьбами гарантированно везде во Вьетнаме – классический сезон. Не так жарко (апрель и май – самые жаркие месяцы) и отсутствует дождей.

Зимой-то я туда и собираюсь дернуть снова. Пока держится столь фантастическое сочленение цены и качества (в январе 2007 лета Вьетнам вступил в ВТО, так кое-что цены постепенно будут «выравниваться»), тех) пор (пока(мест) на пляжах не тесно, в (течение того времени идет этот фантастический взлет, вслед которым так интересно следить. Руки чешутся надеяться, что вьетнамцы не испортятся, и безграмотный придут к ним эпидемии нашего века – бомбисты, поуже появившиеся в Таиланде, и межнациональные распри, которые оспинами изъели только что не всю планету. Пока все проживающие вот Вьетнаме шестьдесят национальностей улыбаются и во всех отношениях рады.

В Нячанге на вершине вершина мира стоит большая статуя Будды. Держи постаменте – портреты монахов, которые ритуально сожгли себя чтобы того, чтобы Вьетнам победил Америку. Местные население уверены, что именно жертвоприношение принесло победу в войне.

Они живут в волшебном мире, сии 85 млн человек, расположившиеся получи и распишись узкой полосе суши. И каждый годок их становится почти на 1 млн люда больше. Их национальный возраст есть определить по тому, сколько поколений предков знает безыскуственный вьетнамец (у потомков королевских фамилий, отчетливо, записаны все ветви генеалогического древа). По обыкновению знают бабушку и деда. А дальше – безымянная успокоение. Они были рабами на благодатной земле, схапать которой хотелось многим. Но сию минуту вьетнамцы не отступятся от своего будущего: щипанцы у них цепкие, душа созрела.

…В Сайгонском аэропорту я влилась в толпу белых людей. Они (я) показались мне такими странными, нескладными, на правах динозавры.