Жизнь, ведущая к храму

Сoбoр Святoгo Сeмeйствa, Sagrada Familia – сaмoe нeoxвaтнoe вo всex смыслax сooружeниe нa зeмлe – стрoится ужe бoлee вeкa. Кoгдa-тo aрxитeктoр Aнтoни Гaуди зaдумaл пoдaрить eгo рoднoй Бaрсeлoнe.

Три чeтвeрти вeкa прoшлo с тoгo дня, кoгдa злoпoлучный трaмвaй прeсeк зeмную бытье зoдчeгo, a oн с тoгo свeтa слoвнo прoдoлжaeт рукoвoдить стрoитeльствoм, кoнцa кoтoрoму нe виднo. И этo пoнятнo, eсли вспoмнить, чтo Гaуди зaмыслил пoстрoить xрaм искуплeния всex грexoв чeлoвeчeскиx. Oн и тoгдa, в кoнцe XIX вeкa, зaмaxнулся нa нeдoстижимoe, – a ктo мoг прeдвидeть, скoлькo иx eщe, этиx грexoв, прибaвится зa слeдующee стoлeтиe. Нo гoрoд, кoтoрый в рaзныe врeмeнa oтнoсился к Гaуди тo кaк к вeличaйшeму гeнию, тo кaк к oпaснoму бeзумцу (и, скoрee всeгo, был прaв и в пeрвoм, и вo втoрoм), слoвнo устыдившись былoй нeблaгoдaрнoсти, прoдoлжaeт стрoить eгo xрaм. Дoстaтoчнo oдин рaз пoбывaть в Бaрсeлoнe, чтoбы нaвсeгдa убeдиться: этo – гoрoд Гaуди.

Xвaтaeт в Бaрсeлoнe и прoчиx aрxитeктурныx дoстoпримeчaтeльнoстeй: римские остаток, памятники готики, статуя Колумба в порту, валгалла каталонской музыки, Волшебный фонтан нате площади Испания, музей Пикассо и паноптикум Хуана Миро на горе Монжуик, мечеть Святого Сердца Христова на неудача Тибидабо… Любое из сих сокровищ могло бы стать «в фас» Барселоны – если бы в нем невыгодный жил и не творил Гауди.

Не видеть как своих ушей архитекторы не заносились так визгливо, как он. В своей непомерной гордыне настойчивый каталонец вознамерился создать поистине мировой музыкальный орган, в котором небесную музыку в отверстиях ажурных башен-труб бросьте наигрывать ветер с Пиренеев. Скептикам парламент Гауди напоминает песочный замок, какие малышня лепят на морском берегу, детеныш потаенной детской фантазии, но вымахавший получи 170 метров! Толпы остолбеневших туристов, глядящих вослед уносящимся ввысь узорчатым шпилям, с целью барселонцев давно не в новинку. Водители, въезжающие сверху соборную площадь, инстинктивно снижают быстрота – иначе жертв не миновать.

Только главное потрясение испытывают даже никак не те, кто ограничился внешним осмотром Sagrada Familia. Захватывает шайтан, когда обнаруживаешь внутри макет законченного сооружения – каким оно виделось Гауди. Только лишь после этого осознаешь, что нынешняя палафита, из-за которой миллионы людей со всего делов мира едут в Барселону, – лишь одна десятая будущего грандиозного сооружения! Вотан из боковых приделов – не паче того…

Антони Пласидо Гильермо Гауди-и-Прапорщик родился 25 июня 1852 годы в городке Реусе в приморской провинции Таррагона. Его родаки – потомственные котельщики – делали медные котлы чтобы производства вина. Рыжеволосый и голубоглазый Антони, пятый под стол пешком ходит в семье, никогда не отличался крепким здоровьем – с детства страдал ревматизмом и ровно по совету врачей на всю сказка (жизненная) остался убежденным вегетарианцем и заядлым пешеходом.

В школе возлюбленный всегда держался особняком, – постоянная печаль в суставах мешала принимать участие в активных игрищах сверстников. Зато у мальчика было целый ряд времени на чтение и наблюдения следовать окружающим. Заметив у сына тягу к книжной премудрости, родаки отдали 11-летнего Антони в церковную школу, идеже он весьма преуспел, и не лишь в дисциплинах духовных, но и в предметах самых подобно как ни на есть материальных. Опять-таки, было бы странно, если бы слагатель «парящего» храма оказался не в ладах с геометрией!

Задним числом окончания церковной школы Гауди отправился в Барселону попадать в университет. Уже тогда он понял, яко непременно станет архитектором. Барселона бурлила идеями и художественными стилями, в нее, т. е. в античные Афины, стекались все молодое поколение дарования, стремившиеся заявить о себе. Муниципальное власти, надо отдать ему должное, всемерно приветствовало любые новации, включая самые экстравагантные. Хоть если потом приходилось отправляться «бери ковер» во дворец – королевский иль кардинальский.

Чтобы сын мог выбить достойное образование, отец продал семейное роль, – сельский котельщик уже смекнул, по какой причине его отпрыск предназначен для зачем-то большего, чем продолжение отцовского «котельного бизнеса». В университете Гауди увлекался философией, историей, экономикой и эстетикой, заявляя удивленным профессорам и сокурсникам, яко различие архитектурных стилей в большей мере зависит маловыгодный от эстетических идей, а от социальной и политической атмосферы, в которой творит пачкун. И еще он поражал наставников своими рисунками и проектами.

Закачаешься время учебы в Провинциальной школе архитектуры в Реусе Вотан из преподавателей, представляя дипломный прожект Гауди на суд экзаменационной комиссии, сказал: «Господа! Предварительно вами работа либо гения, либо безумца».

Редкостный стиль Гауди – это следование во всем великим образцам и никакому в отдельности. Возлюбленный жадно брал все, что ему нравилось, и у готики, и у Возрождения, и у классицизма, и у модерна, дальше чего сплавлял все это в каком-так невообразимом котле собственной личности.

Рыло, кстати сказать, была еще та, – точь в точь все гении, он не был подарком в целях окружающих. За внешней сдержанностью и аскетизмом религиозного фанатика кипел страшный каталонский нрав. Гауди был нетерпим, раздражителен, рассеян, из-за- носчив, а потому бесконечно одинок. Спирт не женился, не обзавелся друзьями (кабы не считать верных заказчиков и меценатов) и целом) несколько раз за всю свою положение покидал Барселону.

Впрочем, мизантропом спирт стал не сразу: на первых порах Гауди любил расфуфыриться, вращался в высшем свете, а одно шанс даже увлекся политикой, примкнув к набиравшему силу националистическому движению каталонцев. Прошел слух, что он даже ухаживал следовать красивой учительницей, но получил пас – она уже была помолвлена. Был сызнова краткосрочный роман с заезжей американкой… Только затем все радости жизни отошли с целью него на второй план, оттесненные единственной страстью, – некто желал строить здания, которые объединение всем канонам, преподаваемым на факультете архитектуры, взводить было попросту невозможно!

Слава пришла к архитектору в 1878 году, когда-нибудь один из его проектов вызвал восторгпроизвести фурор на Всемирной парижской выставке. Держи ней Гауди познакомился с одним с своих покровителей – промышленником Эйсебио Гюэлем. Вследствие ему Барселона сегодня может похвастать единаче несколькими работами Гауди: фантастическим вот всех смыслах парком Гюэль и двумя дворцами самого мецената – городским бери улице Ноу де ла Рамбла и загородным в проспекте Педралбес.

В 1883 году в судьбе архитектора приключилось событие, определившее всю его оставшуюся питание. Когда один из университетских профессоров Франсиско -де Паула дель Виллар, возглавлявший чтение строительства нового барселонского собора, рассорился с коллегами (дискуссия вышел по пустякам – какой строевой материал использовать!) и отказался продолжить работу, дать взаймы его место предложили Гауди. Оный, не раздумывая, согласился.

За годы строительства собора Гауди успел отстроить еще несколько знаменитых барселонских зданий. И так все эти шедевры были заказаны частными лицами, – потом того, как в начале своей карьеры младой архитектор заломил у муниципалитета неслыханный вознаграждение за свои фонари (они, благовременно, и сегодня украшают Королевскую площадь – Пласа Рейял), городские начальство навсегда отказались от его услуг.

На родине Гауди застают путешественника врасплох: особнячок Casa Mila с целым лесом замысловатых печных труб держи крыше напоминает коралл (или адансония, или остов потерпевшего кораблекрушение судна, либо — либо кости ископаемого динозавра – все, аюшки? подскажет ваша фантазия!). Черепина другого дома, Casa Batllo, – вылитый глазурованный торт, покрытые перламутром стены которого напоминают рыбью чешую… А лупить еще строгий мозаичный загородный мазанка Casa Vicens, особняк Casa Calvet, мыза Bellesguard…

И, конечно, парк Гюэль: бедственно понять, где в нем заканчивается живая мир и начинается архитектура. Кажется, что в этом чудо чудное-парке камень оживает, а трава, деревья и клумбы, супротив, застывают причудливыми каменными изваяниями. Точно и знаменитый собор, парк Гюэль маловыгодный имеет аналогов. Единственная ассоциация – сие, пожалуй, «Сад радостей земных» Иеронима Босха. Отметился Гауди и нате Майорке (всего на его счету – 18 зданий, весь в Испании, 12 из них – в Барселоне), идеже под его руководством прошла фотореставрация местного кафедрального собора XIII века. Чай она чуть было не привела к радикальной перестройке токмо сооружения. Кто знает, во какими судьбами превратился бы этот памятник культуры, разве бы Гауди вовремя не отстранили ото работы и он снова не занялся бы своим барселонским собором.

К 1910 году прижизненная хвала Гауди достигла апогея: после персональной выставки его работ, устроенной близ поддержке Гюэля в парижском дворце Гран-Пале, о барселонском зодчем заговорила все Европа. Заволновались даже самодостаточные американцы: прослышав о новой звезде европейской архитектуры, они поспешили поручить Гауди невиданный 300-метровый пансион-небоскреб в Нью-Йорке. Неизвестно, нежели бы закончился этот грандиозный прожект – и прочие, посыпавшиеся на голову Гауди, в духе из рога изобилия, – если бы невыгодный подхваченная им лихорадка. Склонный к мнительности мэтр решил, что настал его бешеный час. Он написал завещание и дал зарок: если выживет, то до конца дней довольно работать только над своим собором.

И посулы был принят, – после этого зодчий прожил еще 16 лет. И старый и малый эти годы самым важным его делом оставался богомольня, ставший еще и домом, – в 1925-м Гауди всесторонне переселился в одно из помещений строившегося собора и жил спустя некоторое время в полном одиночестве. Собор же (час обрастал все более фантастическими фигурами и деталями, – исключительно, но все они были нарисованы и изваяны Гауди с натуры! Равно как истинно религиозный человек, он маловыгодный считал себя вправе даже в мыслях сравниваться Творцу. Гауди полагал, что Дикий Суд в его исполнении должен водиться вполне реалистичным, и потому зачастил в больницы и морги, идеже хватало живых и мертвых «натурщиков».

Физиомордия самого знаменитого барселонца мало кому было популярно, – Гауди избегал фотографов и интервьюеров. Часом 7 июня 1926 года барселонский уличный поезд сбил замешкавшегося на рельсах старика в бедной поношенной одежде, помимо денег и документов, пострадавшего никто далеко не узнал, а таксисты отказывались везти его в близлежащую больницу (впоследствии муниципальная полиция даже оштрафовала их из-за неоказание помощи раненому). Умирающего целое же доставили в больницу, где записали подина чужим именем. Когда же барселонцы узнали, кто именно умирает на больничной койке, Гауди успел исповедаться.

12 июня некто умер. Тело архитектора, на последнее целование с которым вышло полгорода, навеки осталось в крипте – подземной часовне аминь того же недостроенного собора. (надо, есть в этом какая-то смертная казнь справедливость: кто же лучше присмотрит ради стройкой, как не сам градостроитель.