Вьетнам

Удивитeльнaя стрaнa: (тутовое принятo двeри дeржaть нaрaспaшку, улыбaться дaжe нeзнaкoмым и рaдoвaться всeм приeзжим

A кoгoтки-тo у вьeтнaмскoгo сoлнцa oстрыe! Дaжe рaнним утрoм oни чувствитeльнo цaрaпaют мoю бeлую мoскoвскую кoжу, кoтoрaя смoтрится здeсь, кaк сырьe, пoдлeжaщee oбрaбoткe. Я в Сaй­гoн­скoм ­aэрoпoрту.

Вьeтнaм узкoй пoлoсoй врeзaн в Тиxий oкeaн, этaкий xвoстик кoнтинeнтa Eврaзия. Жaрa. Рaдуюсь лeдянoму дыxaнию кoндициoнeрa в мaшинe, пoкa нe зaмeрзaю. Тoгдa я oпускaю oкнo: мгнoвeннo нaпoлнившee сaлoн «гoрячитeльнoe» мeня бoльшe нe пугaeт – этo цeлeбнaя ингaляция!

Eдeм пo oкрaинe Сaйгoнa, нaпрaвлeниe – нa курoрт, дoрoгa зaймeт чeтырe чaсa. Вoдитeль вручaeт зaпeчaтaнную – бeрeгись пoддeлoк! – бутылку минeрaльнoй вoды. Вo Вьeтнaмe ee прoдaют нa кaждoм шaгу, вoдa – бeсплaтнoe прилoжeниe к рaзным сeрвисaм.

Oсмaтривaюсь: вмeстo привычныx aвтoмoбилeй – тысячи, миллиoны мoпeдoв. Мaшин зa всю дoрoгу пoпaлoсь всeгo стукко дeсять – и тe грузoвики и aвтoбусы, лeгкoвушeк пoчти нeт. И прaвил дoрoжнoгo движeния нeт тoжe: мoпeды (рeжe мoтoрoллeры) eдут кaк угoднo – пo встрeчнoй, пo диaгoнaли. Мeжду ними лoвкo снуют, пeрeбeгaя улицу, пeшexoды, и нaш вoдитeль нeпрeстaннo дaвит нa клaксoн, сигнaлит, прeдупрeждaя o втoржeнии крупнoгaбaритнoгo тeлa в этoт xoрoвoд людeй и мoпeдoв. Eсли бы aвтoмoбилeй вo Вьeтнaмe былo чуток бoльшe, вoй стoял бы нeвынoсимый.

Oстaeтся пoзaди Сaйгoн. Тeпeрь пo oбoчинaм дoрoги тянутся лaчуги, рисoвыe пoля, крaсныe пoлoтнищa с жeлтыми звeздaми (гoсудaрствeнный флaг) другими словами с aбсoлютнo нeчитaбeльнoй лaтиницeй. Сoциaлистичeскиe лoзунги кoнкурируют с кaпитaлистичeскoй рeклaмoй – oднaкo и тoгo, и другoгo в мeру. Рoссия пoчeму-тo всeгдa зaвeшaнa этими срeдствaми нaгляднoй aгитaции – будтo нaдo пресечь в корне срaм гoлoгo прoстрaнствa. Вo Вьeтнaмe прoстрaнствo прoсмaтривaeтся дo очерк гoризoнтa, кaк нa мoрe.

Лeс и дoмa пo стoрoнaм дoрoги смeняются рeдкoй рaститeльнoстью и кaкими-тo низeнькими пoстрoйкaми. Стoп, a гдe жe заросли? Ну дa, «oрaндж», дeфoлиaнт, кoтoрым aмeрикaнцы пoлили Вьeтнaм. Я стaрaтeльнo нaкaпливaю вoпрoсы. Пoчти нa всe изо ниx я пoлучу oтвeты зa 15 днeй свoeгo прeбывaния в этoй стрaнe. Впeчaтлeниe пeрвыx чaсoв: «Кудa я пoпaлa?», пoслeдниx: «Кaк бы этo пeрeбрaться вo Вьeтнaм? Нaвсeгдa. Неужели лaднo, нa пoлгoдикa… A уж oтдыxaть зимoй – тoчнo сюдa».

Вoт и курoрт Фaнтxьeт. Oн жe – Муйнe. Путaницa oт тoгo, чтo туристичeскaя зoнa рaспoлoжeнa мeжду гoрoдoм Фaнтxьeт (река Фaнтьeт) и рыбaцким пoсeлкoм Муйнe. Курoрт имeнуют тo тaк, тo эдaк, с прoизнoшeниeм тoжe всe нeпрoстo. Пишeтся Phan Thiet, нo вьeтнaмскaя лaтиницa oбмaнчивa: h – этo разваренный знaк.

Aлфaвит зaпaднoгo мирa сюдa зaвeз в XVII вeкe фрaнцузский иeзуит Aлeксaндр дe Рoд, нo тoлькo в нaчaлe XX вeкa вьeтнaмцы oткaзaлись oт китaйскиx иeрoглифoв в пoльзу eврoпeйскoгo письмa, oбрoсшeгo знaчкaми.

С нaзвaниeм курoртa, нa кoтoрoм я прoвeлa втoрую нeдeлю, eщe слoжнee: пишeтся Nha Trang (oсeвшиe шелковичное) дерево инoстрaнцы тaк – дoбрoсoвeстнo, пo буквaм – и прoизнoсят), a читaeтся Нячaнг, пo-южнoвьeтнaмски. Tr – сие «ч». Поначалу я думала, что это отличаются как небо и земля места. Сами вьетнамцы – северяне и южа­не – сплошь и рядом не понимают друг друга, одни и тетунька же буквы читаются по-разному, несомненно и слова разные. Путеводители и сайты как и путаются.

Границы туристической зоны, наизворот, очерчены ясно: роскошные отели, их поуже более 100, и строят все новые, соревнуясь в роскоши. Банан года назад Вьетнам открыли на себя российские туристы, за ругательный год число их увеличилось в десятеро раз. И поток будет только размножаться, до тех пор, пока маловыгодный взвинтят баснословно дешевые цены.

А все еще экономика растет фантастическими темпами, огромные иностранные капиталовложения, открытость страны, стабильность валюты (грин неизменно равен 16 тыс. вьетнамских донгов), частная аллод, свобода и легкость предпринимательства. Страна получи подъеме – это и в атмосфере чувствуется.

Альфа и омега, как и везде, люди, остальное – производ­ные, а вьетнамцы – одна изо самых молодых наций.Говоря «новобрачная», я имею в виду нацию как автономный и осознанный организм. Вообще-то вьетнамская государственность ведет подсчёт с VII века до н. э. Но начиная с I века нашей эры 900 парение длился период «северной зависимости», Вьетнам был придатком Китая. В начале XVII века держава раскололось на два феодальных владения – в севере и юге. А с конца 1860-х Вьетнам почти не на столетие стал французской колонией. В будущем Хо Ши Мин совершил революцию, да в 1964–1965-м сюда вторглись американцы и ради 10 лет практически уничтожили страну. Я видела какие-так фильмы, что-то читала, же чтобы реально представить себе происшедшее, надобно(ть) здесь оказаться.

Югу более разве менее повезло. Я рассматривала карту Вьетнама, возьми которой обозначены зоны, политые де­фо­ли­ан­та­ми – Вотан, два, три раза. Единственными неважный (=маловажный) обработанными «обезлистевателем» местами оказались курорты Юга, американцы самочки там отдыхали. А джунгли, в которых держали оборону партизаны, методично превращали в пустыню. Буйная растительный) (покров – несокрушимый бамбук, лепешки банановых листьев, шевелюры кокосовых пальм, хлебных деревьев, красные соцветия акаций, могучие мангифера и низенькие розетки ананасов – все было раздето в пух и в прах, а скрывавшиеся в зелени вьетнамцы разбомблены.

Нате один район под Сайгоном, идеже жили 40 тыс. человек, американцы сбросили 40 тыс. тонн бомб – до тонне на человека. К счастью, полдень бомбили выбороч­но. Выстроенный французами р Сайгона уцелел. Кое-какие особняки остались и в Фантхьете.

Бомб в маленькую страну было сброшено свыше, чем за всю вторую мировую. Богатство людей погибли, выжившие бросились рожать детей – согласно 6–7 на семью. Жили впроголодь, школ невыгодный хватало, но рожали, чтобы реанимировать популяцию. К ужасу своему вскоре обнаружили, ровно дети рождаются уродами – без рук, лишенный чего ног, без лиц. «Орандж» вызывает генетические мутации в следующем поколении. В эту пору в общественных местах стоят прозрачные кубы, тама бросают деньги – в помощь жертвам «оранджа». Компенсацию им американцы перед сих пор не заплатили, только вьетнамцы не теряют надежды.

Мизантропия – не их народный ­ин­стру­мент. Они далеко не станут взрывать, стрелять, мстить, превентивно взрезывать белых ­людей на улицах. Они добились победы, и ныне США – главный рынок сбыта вьет­намских товаров. Американ­­ских ту­ристов на этом месте пока больше, чем прочих, да русские и япон­цы скоро догонят их и перегонят.

Тогда всегда и всем улыбаются. Не дежурно, а изо дружелюбия. По любым отдаленным трущобам разрешено бродить без тени опасений. Встречные бери улице машут тебе и радостно кричат «хэллоу». Единственное иностранное слово, которое они знают. Они рады по всем статьям.

Иностранец – это тот, кто приносит в страну шальные деньги, знания, культуру – что-нибудь, и приносит. А туристы из Америки – сие ведь не те, кто хотел уничтожить Вьетнам с лица земли, это мирные человеки. К тому же президент Билл Клинтон приезжал в Вьетнам в 2000 году, чтобы раскрыть новую страницу в отношениях между двумя странами.

Детей посчастливилось родить столько, что сегодня более двух иметь запрещено. Вернее, невыгодный так: те, кто работает в государственном секторе, рожая третьего, лишаются премий, льгот, медицинской страховки. Урарту отказывается кормить больше двух детей для семью, у него на это денег безвыгодный хватает. И сегодня в семье бюджетников чаще чем) один ребенок (на частный директриса ограничения не распространяются). Одному позволяется дать образование в платной школе, после (этого отправить учиться в американ­ский университет. Вьетнамский противоречие на еще свежую в памяти войну – цель стать развитой, богатой, технологичной страной.

Вьетнам – следующий в мире после Таиланда экспортер риса, другой после Китая – одежды и обу­ви, следующий после Бразилии – кофе. И первый – акаж и черного перца. Кофе я купила – ввек не пила столь вкусного, крепкого, с шоколадным привкусом. Коричневое золото-бобы тоже растут. Эти культуры привезли в Вьетнам французы.

Французской колонией территория была с 1860-х по 1954 время. Отношение к тому периоду у вьетнамцев всякая всячина. Одни сопоставляют это время с американской агрессией, ввиду этого что местных жителей французы использовали не хуже кого рабов, ничего не давали, исключительно брали. «Как же ничего? – говорю я собеседникам. – А дороги, которые они построили, а виноградники, которые они разбили, а кофейло-помойло-какао, а архитектура? Ведь все сие осталось, с собой не унесли?» – «Положим и что, – отвечают мне. – Зато по прошествии времени их ухода 97% населения были неграмотны и жили в полной нищете, а не откладывая – 97% – грамотны». Нищеты, правда, целый ряд. Средняя зарплата – 50–60 долларов в лунный (серп, порог бедности – это если юрт из 4–5 человек имеет доход не в такой мере 500 долларов в год. Но произвольный новый день приносит каждому человеку лишнюю тысячу донгов. Чванно, что все время плюс, а без- минус. Во Вьетнаме я была мультимиллионером (1 млн 600 тыс. донгов – сие 100 долларов).

Есть и те, кто именно благодарен французам: построили много, избавили через чумы и оспы, открыв в Нячанге Пастеровский учреждение и наладив вакцинацию. Имя Пастера носит центральная брод Сайгона. Одежда, обувь, мебель – повально что делают вьетнамцы – дивной прелести. Свое, но с прививкой французского вкуса. Короче и колониальный стиль, конечно, с удовольствием воссоздаваемый теперь.

В сфере туризма в ходу галльский менеджмент. Я ужинала в отеле Sun Sea, где господин и менеджер – французы. Отель получился фуксом проскочил куда. Врач продал во Франции свою клинику и открыл двум – в Ханое (столице) и Сайгоне (самом большом, богатом и красивом городе страны). Впоследствии купил в Фантхьете участок земли по-под виллу, но зону вдруг объявили туристической: ни чер, кроме отелей, на берегу моря ставить в с нельзя.

Вот и пришлось открыть небольшой отель. Он никогда не пустует: семо едут французы и европейцы, живущие и работающие в Сайгоне. Их что песку в море. Почему переезжают жить во Вьетнам? Начальник Sun Sea Дидье работал прежде в химической лаборатории, страдная) пора надоела, жизнь французская, одна и та но изо дня в день со своими строгими правилами. В конце концов сие так утомило, что он уехал нет слов Вьетнам. Здесь – свобода, возможность увлекаться. Ant. свернуться, океан, тропики, а цены копеечные…

Дидье построил виллу, открыл кухмистерская в Сайгоне, потом другой. Так и стал частицей экономического и психологического подъема Вьетнама. Оставаясь французом. На этом месте ни от кого не требуют (кого) язык, сдать экзамены, никто мало-: неграмотный смотрит на приезжего как получай оккупанта. Наоборот – приехал и что-в таком случае делаешь? Спасибо! В итоге французские первопричина в здешних ресторанах дешевле, чем в московских магазинах.

Кайфовый Вьетнаме – социализм. И здесь отчетливо понимаешь, зачем в XXI веке «измы» больше ничего далеко не значат. Партия одна, коммунистическая, только выборы (как раз происходили, часа) я там была) реальные. Выбирают депутатов изо списка, кому кто ближе – с бизнеса, от управленцев, от аграриев. В коммунистическую партию вступают тетька, кто делает госкарьеру. Фактически республика – это регулятор. Скажем, сначала иностранцам в принципе не позволяли покупать здесь одеревенелость, с 1989 года разрешили брать в арен­ду бери 49 лет. Потом можно продолжить или продать.

Формально иностранцу безлюдный (=малолюдный) разрешается иметь частную собственность, передающуюся ровно по наследству. Но тамошние иностранцы уверены: закругляйтесь и это. Государство заинтересовано в инвестициях, и они растут точно на дрожжах.

Правда, государство и с целью вьетнамских граждан – сильнее собственника и вне его прав. Понадобится построить очередную туристическую зону разве дорогу – и снесут твой дом. Да компенсируют расходы на постройку нового. Занятие не в социализ­ме, а в том, что житьё еще форматируется. На ввоз автомобилей, как-то, установили такие пошлины, что как сверхбогатый человек может купить машину, отчего их и нет на дорогах, опричь немногочисленных такси и служебных. План таков: перед 2010 г. расширить дороги, построить развязки и раз такие пироги опустить цены. Если сделать сие сейчас – дороги превратятся в сплошные пробки.

Вьетнамские бедные на вид неотличимы от простых вьетнамцев. Одеты и ведут себя приблизительно так же, только более ухоженные. Вотан продал свое рисовое поле и построил виллу вслед миллион долларов. Теперь стоит неподалёку нее и продает газеты. А что свершать, не на диване же уходить? Он – крестьянин, в городе ничего безвыгодный умеет, вот и торгует себе.

Торгуют едва лишь не все: бесконечное количество лавочек, ресторанчиков, объединение пляжам и улицам ходят женщины с корзинами – предлагают свежих лобстеров, жемчуга, солнцезащитные стеклышки, массаж, фрукты… В Нячанге объединение тротуару над пляжем разъезжал парняга на велосипеде. На голове харя – гора пирожков с манго и бананами. Близ этом он умудрялся вертеть головой и расхваливать свой товар. Поднос почему-так не падал.

Уличные торговцы невыгодный пристают к тебе, предлагают свой опт так, что хочется купить у них зачем-то, просто чтоб помочь. Попрошаек только и остается встретить только у пагод, и то – одного-двух . Чаевых в этом месте никто не выпрашивает, а если получают – одинаково благодарят по (по грибы) копейку и за рублик, в смысле – донг и (вечно) зеленый. Это не Индия, и не Страна пирамид.

Кроме пагод во Вьетнаме снедать католические храмы, мечети и сугубо вьетнамские культовые сооружения и алтари. Разговариваю с Хиен, возлюбленная училась в России, отлично владеет русским, жалуется единственно, что ни одного словаря и учебника неотложно не купишь. Русский не преподают нигде, Россию вьетнамцы только лишь начинают открывать для себя снова, через туристов. Спрашивают меня за-английски (язык молодого поколения, числом-французски говорят только старики): «Чей?» – «Из Москвы». – «А идеже это?» – «В России». Не знают. Совок знали все, потом – провал… Хиен – атеистка, шишка компартии. Поэтому, объясняет она, в пагоду ходит «маловыгодный для веры, а для души». На родине у нее всего три алтаря, у верующих – пятерка. Зачем же алтари, если атеистка? Ну-кась, один посвящен памяти предков, бери нем стоят их фотографии, супротивный посвящен Небу, третий – Будде кухни, получи нем горит огонек, чтобы в доме денно и нощно были тепло и вода. У настоящих буддистов опять-таки и алтарь богине-спасительнице, уберегающей через смерти, и Будде земли, потому как будто каждый участок земли имеет своего Будду, объясняет Хиен.

С энтузиазмом рассказывает, не хуже кого на Новый год (по лунному календарю) возлюбленная готовит угощение для умерших предков. Предков приглашают в месяцы на предновогоднюю неделю, каждый денечек ставят им угощения и выпивку, и кладут для алтарь цветную бумагу, символизирующую одежду.

Согласно завершении новогодних торжеств духов провожают навыворот, сжигая все, что было чтобы них приготовлено. Через огонь совершенно это доб­ро попадет в мир какой-нибудь. «Значит, вы верите в загробную существование (бренное)?» – не понимаю я. – «Нет, я но атеистка». – «А в бессмертие души?» (Дьявол душе еда и одежда, правда, неразборчиво.) – «Нет, что вы, сие просто наша традиция – приглашать для Новый год духов предков. Малограмотный для веры, для души».

Календарей закачаешься Вьетнаме два: обычный – для общест­венной жизни, чтоб совпадал с международным, и месячный – для души. По нему ходят в пагоду, сажают растения и ловят рыбу. Рыбаков на этом месте полно, на их лодках впереди нарисованы глаза. В Муйне они призваны быть грозой морских драконов и привидения, в дельте Меконга – их изображают на устрашения крокодилов, которых давно в реке налицо денег не состоит. Значит, духов крокодилов?..

Хиен ведет меня в ойкос китов в городе Фантхьет. Кит – сие бог рыбаков. Атеисты, буддисты неужто католики, в божественность китов все рыбаки верят все без изъятия. В храме даже висит указ вьетнамских императоров о признании китов богами. В алтаре – тоже кит.И то сказать, он изображен в виде мужчины с длинными черными усами и бородой-косичкой, зато следовать ним – настоящий остов кита, 22 м длиной. Сего гиганта нашли на берегу в 1758 году и весил возлюбленный 65 тонн. Отвалившиеся от скелета останки бережно сложены в большие горшки. Рядом с храмом – кладбище: нашедший мертвого кита по слухам его сыном и обя­зан похоронить своего «родителя». Выше два-три года останки кита выкапывают и помещают в моленная. Для туристов храм именуют музеем, затем) чтоб(ы) не пугать.

В Фантхьете есть павильон, где поклоняются Человеку с Красным Передом. Так прозвали чиновника, жившего в III веке и сделавшего видимо-нев хорошего для народа. Его возвели в атташе бога. Боги – это те, которые помогают, спасают. Киты – боги ради рыбаков, они не раз спасали лодки ото штормов и акул.

Перед Человеком с Красным Анфас вьетнамцы стоят на коленях и бросают попервоначалу деревяшки, а потом палочки. Это онирокрития. Если половинки деревяшки падают определенным образом, сие означает, что божест­во соглашается предоставить ответ на вопрос. Теперь позволено перейти к пронумерованным палочкам. Полученное в результате их бросания одиннадцать и будет ответом, за расшифровкой которого нуждаться будет пойти к гадателю.

В соседней пагоде поклоняются двенадцати богиням: они помогают возбуждать ребенка и покровительствуют детям до 12 планирование. В пагоду заходят пионеры в красных галстуках, молятся. Выпрашивают хорошие отметки? Уписывать во Вьетнаме и скауты, и «внесоюзная» ребята. Это по желанию, хотя одного желания скупо – красный галстук нужно добиться хорошей учебой и поведением.

Вьетнамцы как собака суеверны. На все у них не без этого примета: в новый дом зашла шавка – это хорошо. Ведь она говорит «гау-гау», ровно по-вьетнамски означает богатство. Зашла усатый друг – плохо: «мяу-мяу» значит «голь». Пошел дождь перед отъездом (и в всякий кому только не лень момент перемены) – добрый знак. Беспричинно же, помнится, считалось и у нас в первую очередь.

Я как раз застала сезон дождей. Даже если два – на двух курортах, пространство между ними всего 250 км – сафра дождей приходится на разное присест. В Фантхьете – с мая по октябрь. (В области крайней мере, так было попервоначалу, когда климат на Земле был пунктуален. Коли так сезон дождей начинался короткими дождями до ночам, потом дождь шел с утра, вслед за этим днем и длился подольше, наконец, вечере, и оп­ять ночью. На этом весь век заканчивалось. Работало как часы). Сегодня – никаких закономерностей. То зарядит держи двое суток, то ни перлы.

Я прожила с дождем в общей сложности дня четверка. Сидела на открытой террасе отеля и смотрела, во вкусе с крыши (почти все отели Фантхьета – домики в виде пагод) текут струи воды. Малограмотный поток, а ровненькие стек­лянные нити. Видать, дождь, стекающий с таких крыш, и стал прообразом стеклянной лапши. Сидели, вроде я, смотрели и придумали подражание дождю.

И хокку возникли, наверное, так же, в окладной дождь, когда сидишь на веранде и созерцаешь. Сие не тот дождь, при котором ежишься ото холода и баррикадируешься в помещении. Во Вьетнаме стены – малограмотный от стихий, а скорее от посторонних моргалы. Но и чужие взгляды, впрочем, без- всегда мешают: выбираясь из туристической зоны «в городец» (Фантхьет), я замечала, что двери чуть было не всех домов открыты. Внутри видны алтари, а самочки обитатели сидят на улице и едят. В помещении, вне посторонних глаз, есть скучно. Может ли быть лузгают, как семечки, малюсенькие, с полноготка, ракушки, которые продают кульками. Подобно ((тому) как) вьетнамцы оттуда выковыривают мякоть – нам безграмотный понять. Такое впечатление, что и чувство у них острее и пальцы тоньше наших.

Вьетнамцы и клянусь меньше, чем мы, очень худенькие. И собачки у них (языко бы уменьшенные, и кошки (держат, вопреки на приметы). Зато жуки майские – с воробья. А медузы – с коровью лепешку. Вот время дождя я любила сидеть и всматриваться, как у океана изо рта ну что ж пена, и время от времени дьявол плюется медузами. Потом подошла к кромке прибоя, рассмотрела валяющихся для песке медуз – будто из рисовой страдания вылеплены, но ужасно несимпатичные, тесто комом. Китайцы их едят, вьетнамцы – перевелся.

Знакомство с вьетнамской кухней неизбежно заканчивается про вас приступами ностальгии. Со мной бесцельно и случилось. В первые дни после возвращения в Москву все еда казалась мне безвкусной и экий-то… синтетической. Я даже купила замороженных креветок (вьетнамских), кокосовые элита (других ингредиентов просто не нашла) и попыталась изготовить жалкое подобие главного национального блюда – ляу. Сие такое вьетнамское фондю из рыбы, морепродуктов, тонких рисовых блинчиков и трав. Совершенно это свежевыловленное и свежесрезанное.

В первое дорога за пределы турзоны я удивля­лась обилию детских шантан, пока не догадалсь, что кафе-бар эти вовсе не детские, легко для вьетнамцев избыточна мебель привычных нам размеров. Столики и стульчики – по образу детские. Но они и в душе – мелкота.

Поехала на экскурсию на лиман, смотреть, как цветут лотосы. Смотрю — чисто-то мало их. Девочка ходит согласно воде и срывает цветы. Нарвала букетище и подарила мне. Сопровождавшей меня Хиен сие казалось совершенно нормальным: сорвать, чтоб раздать. А то, что лотосов не останется, и туристам малограмотный на что будет любоваться, идеже они сюда приедут – сие вроде и неважно.

Ничего – полюбуются нате озеро и окружающие его дюны. Белые не хуже кого снег, во время дождя они становятся черными – в песке титан мысли. Фантхьетцы титаном гордятся. Его хотя (бы) кустарным способом собирают (песок, какими судьбами ли, просеивают?) и относят на обычай. Во Вьетнаме каждый может коробейничать дарами природы без всяких разрешений и налогов: возлюбленная принадлежит всем.

Неподалеку от белых дюн подчищать красные, там гора расщепилась, (во)внутрь она ярко-красного цвета. С дюн (бог) велел скатываться, мальчишки предлагают купить у них картонку перед задницу. Экскурсии в Фантхьете в основном связаны с природой, истории осталось крохотку – разве что чамские башни VIII века. Их возвел человек(и), населявший в древности юг Вьетнама. Чамы ровно по сей день совершают обряды в своих башнях. У них гинекократия: девушка приходит в дом жениха, уводит его, некто берет ее фамилию. Она – руководитель семьи, занята домом и детьми, дьявол – зарабатывает деньги, что считается делом мелкотравчатый важности. Чамы индуисты, кроме того верят в духов.

Ваджраяма сюда пришел с двух сторон – с Индии и из Китая (в разных версиях), изо Китая – вкупе с конфуцианством и даосизмом. До сего времени это перемешалось, и получилась вьетнамская вероисповедание, она же философия жизни, многовековая наследие, к которой и социализм, и рыночная экономика должны поступать.

Чамских башен в Фантхьете, как и в Нячанге – три. Поблизости стоят большая (женская), маленькая (мужская) и детская. По правую сторону от них – три разные пагоды, по левую руку – обелиск павшим воинам в советском стиле. Символическая дама.

На склоне – кладбище, похожее бери парковый аттракцион «страна в миниатюре»: надгробья в виде домиков, вилл с колоннами, пагод, получи них, как и на буддийских храмах, нарисована свас­тика, прежде шокирующая европейцев (но тут о фашизме и безвыгодный слыхали). А по соседству – католические могилы с крестами. Чем черт не шутит, что кладбищ очень много, потому как что все они в чис­том ферония, без заборов. Хоронят и в пагодах, идеже стены уставлены до потолка урнами с табличками, и напрямую на своих рисовых полях.

В Муйне приезжают глядеть не нагядеться лодками и кораблями. Корабли ­красочные, круглые лодки похожи нате плетеные лукошки, они легкие и, будто бы, устойчивые во время шторма. В Муйне и бавария необычная, покрыта плотным слоем ракушек всех цветов радуги – желтыми, фиолетовыми, красными, черными, оранжевыми, рябенькими. По части ним важно переступают птицы экзотического вида – на деле, просто куры, совсем не схожие на наших.

Фантхьет-Муйне – Гурзуф «деревенский». Выбирая куда ехать – семо или в Нячанг, выбирают тип отдыха: один на один с природой или в городе, где числа развлечений и магазинов. Курорт возник нечаянно: одиннадцать лет назад во срок полного солнечного затмения, астрономы со лишь мира съехались наблюдать его в Фантхьет. В (видах них построили первый отель, и Планерское быстро разросся. Десяток лучших отелей – сие Вьетнам будущего: роскошные парки, оригинальная структура в национальном стиле, рестораны, спа, бассейны, визуально сливающиеся с морем. Четырехзвездочные отели – Sea Horse, Victoria, Coco Beech, Phu Hai, Romana, Cham Villas – кажутся поверху совершенства. Каковы же тогда в Вьетнаме «пять звезд»?

В Нячанге уминать несколько пятизвездочных гостиниц. Две занимают каждая за острову. Evasion – это трендец, что только может нарисовать домысел, озабоченное понятием «люкс». Номер – двум виллы, далеко отстоящие от других в парке-джунглях, с собственным бассейном, сауной, пляжем, электромобилем, катером, велосипедом (воеже добраться до ресторана, библиотеки, винного погреба, бара). В чем дело? говорить, Вьетнам старается.

Недостаток Нячанга – грязное ог (поблизости в него впадает река) и аллея, отделяющая линию оте­лей от моря. Потому-то люксы и строят на островах. Для «континенте» только один отель, выгорающий на море – Ana Mandara (5 звезд, входит в двадцатку лучших отелей Азии). Следует ли говорить, что постоянные клиенты сих отелей – граждане России?

Наши соотечествен­ники поскромнее выбирают островной гостиница Vinpearl Sofitel (5*). С берега тама попадают по канатной дороге, построенной французами. Слышно, ее должны занести в Книгу рекордов Гиннесса сиречь самую длинную канатную дорогу по-над морем. Опоры, к которым крепятся тросы, сделаны в виде Эйфелевых башен.

Нячанг – самый архаичный, статусный и большой вьетнамский курорт. На этом месте не услышишь стрекота цикад подина окном, дикого хохота лягушек, несть кайт-серфинга, как в Фантхьете, благодаря этому что бухта, нет таких ветров (в Фантхьете проводят выставка по кайту), зато есть лечебные грязи и ритмический гул мопедов.

Рассматриваю, как одеты местные народ. женщины в брюках, потому что ездят сверху мопедах? Или потому что народный костюм – шелковые штаны с блузкой, застегивающейся близко как корсет, а от талии ниспадающей двумя полосами спереду и сзади? Это наряд и вечерний, и дельный (женщины в европейских костюмах встречаются всего на все(го) в международных отелях и офи­сах) – завораживающе благолепный. Невероятный контраст ему составляет простецкое облекание торговок: брюки, носки «с пальчиками», пантолеты-вьетнамки, закрытая кофта, перчатки, маскарон на лице и традиционная конусообразная зюйдвестка – ни один участок тела без- должен быть открыт.

Вьетнамки боятся загореть – в моде взяться светлокожей, а солнце здесь такое, аюшки? за полчаса ты прожариваешься под метелку, как на гриле. Это я поняла. Неповторимый вопрос, который мне не посчастливилось выяснить до конца: зачем они надевают маски? Коли это защита от палящего солнца, поэтому тогда их не снимают хотя (бы) на закате? Если от соли – в трех шагах от моря – и от вечной пыли для дороге, почему я видела девушек, сидящих в масках в салоне самолета?

Идешь ровно по Нячангу – на центральной улице парикмахеры. Повесил возьми стену зеркало, поставил столик, купил ноженки – работа началась. Подкопит денег – откроет выставка. В молодой вьетнамской жизни можно извлекать пользу, не имея никакого стартового капитала, (вот) так и откуда его взять? Здесь миздрюшка не распределяет по друзьям черное золото и газ, а самые роскошные виллы принадлежат ни чуточки не чиновникам.

О неприятном. Я поражалась, слыша, равно как некоторые наши туристы сетовали держи недостаток «цивилизованности». В порядке национальной самокритики: в противном случае слышишь крики на всю гостиницу – сие наши, если кто не понимает, фигли по-русски здесь не чу – это тоже наши. («Я им русским языком, а они молчат по образу в зоопарке!» – громко жаловалась припольщица по отелю.) Если кто-ведь, напившись, танцует на столе – и сие, к сожалению, наши соотечественники.

Для таких в Фантхьете кушать большой отель. Его владелец Вася и колонны построил, и лепнину получи и распишись потолке смастерил, и рога повесил в области стенкам, и фотографии «Битлз», и искусственные дары флоры, и сувенирные тарелки, и люстры югославские, и лапти, и Пикассо, и жос­товский меджмеи… В ресторане, при желании, и водки уж на что залейся, и борщ подадут. Но капуцин – жижа, как в советском общепите. Данный «разлюли-малина» стиль уже и в Москве безлюдный (=малолюдный) так просто найти. Но Вася уехал изо России давно.

В Нячанге сезон дождей – с сентября в области конец ноября. Я была в мае, и 2 дня без перерыва лил дождь – такое случилось впервой. Погода, как и во всем мире, сошла с ума. А с декабря по март – пока почто гарантированно везде во Вьетнаме – отборный сезон. Не так жарко (апрель и май – самые жаркие месяцы) и как не бывало дождей.

Зимой-то я туда и собираюсь отправиться снова. Пока держится столь фантастическое согласование цены и качества (в январе 2007 лета Вьетнам вступил в ВТО, так как цены постепенно будут «выравниваться»), того) (времени на пляжах не тесно, в эту пору идет этот фантастический взлет, вслед которым так интересно следить. Подмывает надеяться, что вьетнамцы не испортятся, и безвыгодный придут к ним эпидемии нашего века – бомбисты, уж появившиеся в Таиланде, и межнациональные распри, которые оспинами изъели без (малого всю планету. Пока все проживающие закачаешься Вьетнаме шестьдесят национальностей улыбаются и во всех отношениях рады.

В Нячанге на вершине третий полюс стоит большая статуя Будды. Для постаменте – портреты монахов, которые ритуально сожгли себя с целью того, чтобы Вьетнам победил Америку. Местные население уверены, что именно жертвоприношение принесло победу в войне.

Они живут в волшебном мире, сии 85 млн человек, расположившиеся получи и распишись узкой полосе суши. И каждый годочек их становится почти на 1 млн услужник больше. Их национальный возраст только и остается определить по тому, сколько поколений предков знает бездействие вьетнамец (у потомков королевских фамилий, справедливо, записаны все ветви генеалогического древа). Истасканно знают бабушку и деда. А дальше – безымянная успокоение. Они были рабами на благодатной земле, занять которой хотелось многим. Но в эту пору вьетнамцы не отступятся от своего будущего: щипанцы у них цепкие, душа созрела.

…В Сайгонском аэропорту я влилась в толпу белых людей. Они (да мы с тобой) показались мне такими странными, нескладными, что динозавры.